Сыны лета

Митрим, 2й г. ПЭ

"Я принес тебе кое-что, брат".

Маэдрос отвернулся. "Не сейчас".

"Маэдрос…"

"Не сейчас".

Фингон посмотрел на него и коснулся его щеки. Это создание, израненное и сломленное, не может быть его братом… Маэдрос был сильным, хоть и худощавым - словно кусок хорошей кожи. Это создание было бледным и словно лишенным костей, со шрамами на руках, на спине, на затылке… и у него больше не было длинных волос, чтобы скрыть их, потому что Фингону пришлось обрезать их до уровня ушей, как только Маэдрос попытался их вырывать. Отрезать волосы оказалось тяжелее, чем Фингон ожидал… Без них Маэдрос уже не выглядел прежним, и было еще тяжелее вспоминать то время, когда он не был таким испуганным…

Фингон сохранил его волосы. В маленькой шкатулке, у себя под кроватью. Он никогда не заглядывал в нее.

"Маэдрос", - снова сказал Фингон.

Маэдрос продолжал смотреть на стену. Окна его комнаты были закрыты ставнями, очаг был холоден и пуст. Стена - вот все, на что можно было cмотреть.

"Давай выйдем. Там прекрасный летний день, и я хотел бы показать, что я принес тебе".

Молчание.

"Здесь сам воздух какой-то нездоровый. Ты никогда не поправишься, если не будешь выходить".

И наконец: "…а если кто-нибудь увидит меня таким?"

Фингон устало улыбнулся, задумавшись, был ли он столь же упрям в детстве, - и не бил ли его за это Феанор.

"Твои волосы выглядят так неплохо. Возможно, они подумают, что это неплохая идея - обрезать их… и ты не будешь выглядеть так бледно, если станешь подольше гулять. Ты сможешь опереться на мою руку, если устанешь".

"Я имел в виду вовсе не это".

Конечно же, не это. Фингон прекрасно знал…. Маэдрос не заботится сейчас о своей внешности, как и никогда не заботился о ней.

По большей части.

"Ох… Твою руку можно скрыть под плащом", - добавил Фингон как бы между прочим. - "У меня как раз есть такой, спадающий складками с одного бока. Ты можешь им воспользоваться".

Маэдрос вздохнул и снова откинулся на подушку. "Пожалуйста, не сейчас…"

"Тебе будет лучше"

"Тебе это важно?"

"Ты же знаешь, что важно".

Один из тех немногих солнечных лучей, что пробивались через ставни на противоположной стене, появившись, породил небольшое пятно света. Фингон протянул руки над головой брата и нащупал засов. Он распахнул ставни, не обращая внимание на настоящий ливень пыли, покрывшей его голову и плечи.

Маэдрос зажмурился от света. Фингон мог теперь хорошо разглядеть родича - едва ли не лучше, чем хотелось бы… он смог увидеть желтоватые круги вокруг его глаз и струйку засохшей крови, что спускалась от губ и через шею. Он стер ее, прежде чем Маэдрос открыл глаза и взял его за руку раньше, чем Маэдрос смог его оттолкнуть.

"Только сегодня".

У Маэдроса, как ему подумалось, не было сил чтобы отказаться.

На улице, под ярким солнцем, Маэдрос выглядел лучше. Короткие волосы и худоба придавали ему какой-то мальчишеский вид, и если бы не круги под глазами и напряженное, бледное лицо, Фингон мог бы по виду счесть его здоровым. Они взялись руки и направились из поселения к ближайшим холмам, где солнце почти разогнало туман.

"Ты видишь?" - сказал Фингон - "Все не так уж плохо".

Маэдрос наклонился и, негибкий, словно глубокий старик, выдернул из земли одуванчик. У растения были длинные коричневые корни, извивавшиеся по его руке как вены. Он попытался отделить от них цветок и стебель, но никак не мог управиться с этим с помощью одной руки.

Фингон поднял одуванчик и сорвал его - в точности там, где корень соединялся со стеблем. Маэдрос взял его, даже не взглянув на него.

"Где же то, что ты принес мне?" - спросил он наконец.

Любопытство. Это хорошо. Горько, но хорошо.

"Еще не здесь. Ему нужно пространство".

Маэдрос кивнул и его рука снова выскользнула из руки брата. Фингон чувствовал, как бьется его сердце.

"Может быть, отдохнем?"

"Со мной все хорошо".

Фингон ощутил безумное желание обнять его.

Через поле, через лес… это было не такое большое расстояние, но Маэдросу приходилось идти медленно. Фингон думал о том, насколько он может ощущать солнечное тепло… или может быть, Тангородрим так и ощущается до сих пор его кожей, и в каком-то смысле он все еще идет по снегу к той горе и стали из преисподней. Хотя день был великолепен, - один из самых теплых дней Митрима за последние месяцы, Маэдрос выглядел так, словно шел на смерть. А ведь он был все еще красив, безо всякого сомнения. Даже теперь на лице его можно было увидеть отблеск Тириона - бледно-лиловый, говорящий о том, что он заслуживал быть спасенным…

"…когда мне было шестнадцать", - заговорил Маэдрос. - "Он принес матери целую охапку и положил перед ней на стол. Он сделал это в шутку, он всегда называл их сорняками, но она взяла их так, словно бы это были розы, и заполнила ими все вазы в доме.. Она сплела отцу венок, но он не надел его. Его всегда немного озадачивало, почему она так любит их".

Маэдрос повертел одуванчик между пальцами. Один из суставов все еще был воспален, и стебель появлялся из-за него, как стержень из скалы.

"Мать всегда любила тебя", - внезапно сказал он.

"А ты - нет?"

"Нет. Не всегда".

Фингон подхватил его, когда он споткнулся, давая старшему эльфу возможность опереться на себя. Его кости были словно тонкие ветви.

"Теперь уже недалеко".

Они шли. Перед ними возникла опушка. Фингон свистнул.

Маэдрос, не раз охотившийся вместе с родичем в Валиноре, вздрогнул. "Фингон, это безумие. Я не могу охотиться, посмотри на меня, я же…"

"Калека?" - тихо спросил Фингон.

"Да. Калека". Маэдрос потянулся, чтобы откинуть плащ, этот элегантный плащ Фингона, скрывавший лишь одну сторону тела…

Фингон снова наклонился, чтобы поднять упавший одуванчик, теперь вертя его в пальцах, чтобы избежать искушения сорвать плащ и бросить его в заросли. "Он вовсе не для того, чтобы охотиться", - сказал Фингон. - "Он был самым прекрасным, что нам встретилось на торжище. И потому я приобрел его для тебя".

А между деревьев и редких клочьев тумана прыжками несся пес… словно сделанный из молока и слоновой кости, длинноногий и невозмутимый, скорее звезда - подумалось Фингону, - чем пес. Когда он приблизился, Фингон протянул руку и всего на мгновение коснулся его шерсти, почти такой же белый, как рука его брата.

Пес сел перед Маэдросом, как Фингон и выучил его, и обнюхал плащ.

"Ты понравился ему", - сказал Фингон.

"Безумец", - ответил Маэдрос. Но он уже потянулся и гладил вытянутую белую морду пса, и чесал его за ушами. "У него есть имя?"

"Синда, что продал его мне, назвал его Лаханар. Пламя Солнца".

Пес между ними буквально светился, подобный незаданному вопросу. Фингон поднял с земли палку и протянул ее Маэдросу. "Ты можешь бросить ему, если захочешь. Здесь достаточно места, и это может помочь тебе вернуть часть прежних сил".

Маэдрос взял палку. На мгновение их пальцы встретились у ее середины - руки Фингона, загорелые и огрубевшие, - и рука Маэдроса, молочно-бледная, покрытая шрамами. Именно Маэдрос и отпустил палку - Фингон не ожидал этого, и она упала. Пес подобрал ее, сжав сильными челюстями и отбежал на несколько шагов в сторону, чтобы погрызть ее.

"Прости меня", - сказал Маэдрос.

Фингон подобрал другую палку, но его брат не стал ее брать. "Прости меня", - снова сказал он.

"Тебе не за что просить прощения".

На мгновение Маэдрос поднял глаза, - сын позднего лета, а вовсе не Феанора…. С желтизной опавших листьев в морщинках у глаз, с белизной солнца на щеках, на губах, на ноздрях… с медью и золотом спелого зерна в волосах, вдоль рук, и - и где когда-то, в Валиноре, была правая ладонь…

Фингон бережно прикрыл его правую руку своими обеими.

"Оставь себе пса", - сказал Маэдрос. - "Он был предназначен тебе".

Оригинал лежит здесь: http://www.fanfiction.net/s/1769401/1/The_Sons_of_Summer