Краткое содержание: Эльфийский пленник в Барад-Дуре, измученный и сломленный, узнает, что память о собственном прошлом можно использовать самым неожиданным способом. Иногда невоспетые герои должны петь сами.

 

Thundera Tiger

Обратно в Долину

 

Он больше не помнил свое имя.

Он больше не помнил, из какого он рода.

Он больше не помнил поля, звезды или весенний ветерок в сумерках.

Он знал, что все эти вещи существуют. Или, точнее, существовали когда-то. Но он не мог больше видеть их. Они ушли. Были изгнаны. Затерялись в тех забытых годах – тех, что были до орков, стонов и темноты. Он помнил только две вещи из своего прошлого, такого далекого, что оно казалось не более, чем снов. Он помнил имя своего дома, а еще он помнил песню.

Он помнил имя, потому что им они называли его – когда его не просто проклинали его или не сравнивали с теми тварями, что питались с ним одной пищей. «Имладрисский эльф». Или, чаще, «Имладрисский червяк». «Имладрисская крыса» также слышалось нередко. Но слово «Имладрис» употреблялось всегда, и брань, обращенная к нему, мало-помалу запятнали это имя, окружая его грубыми издевками и смехом, когд они видели, что он вздрагивает.

Он помнил песню, потому что… словом, это была такая песня, которую забыть невозможно.

Орки часто приходили к нему. Они говорили, что он уникален. Редкое и драгоценное сокровище, можно сказать. Один из немногих в Барад-Дуре эльфов Ривенделла. Здесь было какое-то количество Авари из земель за восточными границами Мордора, и немало Лесных эльфов из Мирквуда и Лотлориена – имена, смутно знакомые ему лишь потому, что он время от времени слышал, как новые пленники плакал о своем потерянном доме. Но все прочие эльфийские племена были здесь малочисленны. Нолдор были слишком хорошо известны, чтобы захватывать их живыми, и Синдар стремились скорее погибнуть в битве, чем быть окруженными ненавидимыми ими орками. Иногда Имладрисский эльф задумывался, кто же он был и как попал сюда. Он думал о том, плывут ли еще эльфы на Запад, и отправится ли вслед за ними его фэа, когда освободится наконец от жизни. Он думал, смогут ли его друзья и его семейство узнать его, когда он наконец уйдет отсюда. Он думал о том, сможет ли он узнать хоть кого-то из них.

Но большую часть времени он старался ни о чем не думать. Думать было опасно. Если он будет думать слишком много, он может вспомнить о своем прошлом что-то большее, чем имя и песня. А ему стоило такой боли забыть все остальное. Пока он не помнит ничего, его мучители тоже ничего не узнают. Они могут вопить, приходить в ярость, бить и жечь – все, что угодно, но все это никак не изменит тот факт, что ему нечего рассказать им. Много лет назад он надеялся, что его убьют за отсутствие ответов. Он давно оставил эту надежду. Несмотря на то, что говорили в свободных землях за границами Мордора, Барад-Дур не был твердыней смерти. По крайней мере, для своих пленников. Смерть была бы слишком мягким наказанием.

За дверью его маленькой сырой камеры раздались шаги, привлекая его внимание. Эльф подумал, не посмотреть ли, кто идет, но в конце концов решил не делать этого. Скоро он узнает и так. А пока он может еще спокойно висеть на цепях и готовиться. Не то, чтобы  эта подготовка помогала. Это просто был способ провести время.

Ключ лязгнул в замке, и тяжелая дверь открылась со скрипучим стоном. Окованные железом подошвы затопали по залитому кровью полу, и эльф нахмурился, сосчитав шаги. В этот раз их было много. Это необычно. Орки часто приходили к нему, но их никогда не было больше, чем двое или трое разом. У него больше не пытались выпытать ничего, кроме крови и стонов, а для этого их не требовалось много.

«Имладрисская сволочь!»

Ах да, это еще одно из его имен. Странно. Он почти забыл его. Теперь все так легко забывается.

«Назгулы вернулись».

Назгулы вернулись? А когда они уехали? И почему это так важно? Озадачившись, эльф прищурился и посмотрел вверх, впервые за десятилетия заинтересовавшись теми, кто спрашивает его. Ему никогда раньше не сообщали какую-то информацию, и перемена тактики тревожила его.

«Они преследовали нечто, интересное для Великого Ока. Они дошли до Бруиненского Брода – и были отброшены стеной воды. Как? Кто владеет силой, достаточной для того, чтобы повернуть реку против нас?»

Вздрогнув, эльф внезапно понял, что говорящий с ним – не орк, но человек, и глубокий, тошнотворный ужас зародился в глубине его съежившегося желудка. Люди, служившие Темному Властелину, были хитроумны и очень опасны. Их способности использовались только на самых ценных пленниках, а эльф не думал, что он все еще относится  ним. По крайней мере, с тех пор, как он все забыл. Почему теперь положение изменилось?

«Там были Следопыт и эльф, они противостояли тем, и не были смыты потопом. Кто это был? Откуда взялась их сила? Говори!»

Без всякого предупреждения шипастый бич обрушился не его спину, и эльф дернулся вбок, не контролируя свои движения. Это был, конечно же, не первый раз, когда его бичевали, но присутствие человека лишало его сил, и было уже трудно выдержать одновременно бич и присутствие одного из самых устрашающих слуг Темного Властелина. В обычных обстоятельствах эльф закрыл бы глаза, отдавая себя боли, укрываясь в самой глубине и тишине души – в то время, как его тело бы кричало и стонало. Это был удивительно действенный метод, и когда пытка заканчивалась, он возвращался, почти не помня о том, что происходило. Но почему-то он не мог сейчас поступить так. Этот человек обладал некой силой, и его темные полуприкрытые глаза были тем якорем, что удерживал эльфа от побега. Невозможно было даже отвести взгляд – его сдерживала сила, более могущественная, чем желания его собственного измученного духа.

«Расскажи мне об Элронде», - говорил человек в том время, когда второй бич присоединился к первому, полосуя его израненную спину. – «Расскаж мне, что скрывает его долина и где она находится. Расскажи мне о том, что повелевает рекой. Расскажи мне о Следопытах и об их союзе с эльфами».

Обрывочные воспоминания заполнили разум эльфа краткими, но яркими вспышками, и он ощутил, что вынужден будет поделиться ими с этим человеком, - для того, чтобы орки перестали причинять боль. Его печальный опыт подсказывал, что бичи были только началом. Затем будет железо, веревки, и цепи , и прутья, и крюки, и…

Нет! Он не ответил им ничего! Он не предаст своих родных и свой народ. Он не помнит их сейчас, но знает, что когда-то любил их, - и этого достаточно. Нужно остановить это. Нужно сопротивляться! Эльф отчаянно ухватился за одну из тех двух вещей, которые помнились ему из прежних дней и, собирая все беспорядочные обрывки своей воли, начал петь.

Среди орков немедленно начался переполох. Те что не были знакомы с ним, в замешательстве заговорили. Те, что в прошлом уже охраняли его камеру, злобно ругались на него, и губы эльфа изогнулись в почти незаметной улыбке. Он иногда напевал ее, когда был почти при смерти, надеясь, что музыка разгневает их, и они добьют его в припадке ярости. Уловка не сработала, но несомненно произвела впечатление. Похоже, эту песню оркам было так же трудно забыть, как и эльфам.

«Останьтесь! Ведь поздно! Найдем вам местечко...»

«Заткните его!» - приказал человек, и бичи удвоили свой натиск. Но эльф не заметил этого, - песня помогала ему совершить то, что было невозможно раньше. Она открывала путь к надежному убежищу. Она отправляла его в те забытые года, когда он бродил по залитым лунным светом полянам и приветствовал этой песней возвращение усталого хоббита и привычного к странствиям мага.

«Здесь светят вам звезды, поет для вас речка...»

Если бы эльф мог понять значение выбора именно этой песни, он бы не ограничился только беглой улыбкой. Если бы он знал о том, что та песня пелась в присутствии не только двух из Трех Колец, но и самого Единого Кольца, - того Единого Кольца, которое Саурон столь безуспешно выслеживал, - он совершил бы еще более ужасное преступление- рассмеялся бы громко. Но он не знал ни о чем подобном, и даже если знал когда-то, то давно уже забыл. Он знал только, что эта песня уносит его прочь, и этого было достаточно для него сейчас.

«Дорогою длинной бредете в тоске вы…»

Орки старались нанести бичами наиболее болезненные удары, но эльф больше не замечал ничего вокруг себя. Его голос звучал громче, несмотря на их усилия, его глаза закрылись, и самого его уносили крылья этой глупой мелодии, нашептывавшей ему воспоминяния о днях счастья.

«Вас встретят в долине эльфийские девы…»

Его голова резко дернулась вбок – орк ударил его, надеясь вышибить его из сознания – и над ним завертелось звездное небо, благоухающее утренними росами. Следующая строка была бессмысленной, но он все равно спел ее.

«Тра-ля-ля-ля-ля! Э-гей…»

Его голова снов дернулась вбок, и сознание больше не удерживало его. Соскальзывая в темноту, он не мог удержаться от беззувчного хихиканья – пытаясь представить, что человек и орки раскажут своим хозяевам. Когда от них потребуют объяснить, почему он не дал им никакой информации. Темнота нависала над ним, и когда он наконец отступил в свое убежище, он пробормотал последние слова.

«Обратно в Долину скорей…»

А затем он наконец был дома.

Орки больше не тронут его сегодня.

 

От автора: Обрывки песни, которую мы слышим от эльфа – в действительности третий куплет длинной песни, которая дважды поется в «Хоббите», причем слова изменяются в зависимости от того, когда она поется. (…)* Эта песня… довольно глупая, особенно в свете более торжественных и сирьезных песен ВК, и мне показалось, что столь выдающаяся по нелепости песня должна иметь еще какую-то цель. Эта история была попыткой придать ей такую цель. Если просты хоббиты смогли разрушить замыслы Темного Властелина, несомненно, простая песня может сделать то же самое.