Mithmegil

(ныне - slightlyskewed)

Сверхновая

Сверхновая - редкое небесное явление, предполагающее взрыв большей части вещества какой-либо звезды, порождающий исключительно яркий короткоживущий объект, излучающий огромное количество энергии.

"Майтимо!"

Но в действительности Куруфин зовет вовсе не Майтимо. Он взывает к Эру, и к Валар - к тем, кто оставил их и не заботится о том, сколько крови будет пролито сегодня.

"Майтимо!"

Он добежал и ухватил худощавую бледную руку, полускрытую серым бархатом. Его брат, как обычно, уравновешен и ужасающе спокоен - это какое-то коровье безразличие, и оно заставляет Куруфина еще сильнее задыхаться от паники.

"Там… отец. Майтимо, пойдем же быстрее!"

Быстро-быстро. Куруфин не замечает спешки брата, и то, как бьется на ветру его плащ, и спокойный, мягкий голос, задающий ему вопросы. Он не замечает и самих вопросов. Бешено бьющееся сердце этого взбалмошного интригана сейчас везде - и под палубой, и вровень с качающимися бортами огромного корабля.

Куруфин не замечает и того, как крепко он сжимает руку брата в своей, той цепкой детской хваткой, которую почти невозможно разжать. Если бы он знал об этом, то отрицал бы сам факт.

А Феанор лежит, истекая кровью, на своей кровати.

Феанор Могучий, Минион - Рожденный Первым, Феанор, чьи руки умелы, глаза лживы, а голос ошеломляюще правдив. Половина его лица в тени, лампа дает лишь слабое пятно света, а другая половина лица и черные-черные волосы стекают в клубящуюся темноту. Куруфин крепко держится за Майтимо - его бледность успокаивает, в его неподвижности - надежность.

"Что с ним произошло?" - спрашивает Майтимо, но он уже видит кровь, текущую из углов рта, и невидящий взгляд серого глаза.

"Я не знаю. Таким мы и обнаружили его, когда проснулись".

"Мы?"

"Я и Тьелкормо. Мы нашли его - он так и лежал на спине".

Майтимо слушает пульс отца. Он уводит в темноту так же неизбежно как и его волосы или спираль его серого плаща. Может быть, задумавшись именно об этом, Майтимо наклоняется к нему и старается ослабить свою хватку - только для того, чтобы понять, что она уже ослабла раньше.

"Я не понимаю. У него ровный пульс, он дышит".

Узкая грудь лежащего на кровати поднимается и опускается с регулярностью, которая не успокаивает. В ней есть что-то механическое, а эльфы - вовсе не механизмы. Феанор не говорит, не двигается, ничем не показывает того, что он заметил сыновей.

"Я не целитель, Куруфин".

"Ты старший. Ты должен знать"

"Я не знаю".

"Майтимо…"

"Все правильно", - невпопад отвечает старший эльф. Почти взрослый Куруфин прижимается к нему, словно маленький ребенок. Куруфин и Феанор очень похожи, но без Феанора Куруфин теряет ощущение безопасности. Майтимо неумело хлопает его по спине. - "Не похоже, что с ним случилось нечто действительно плохое. Может быть, всего лишь шок, или, может быть…"

Майтимо не заканчивает мысль и разворачивает своего младшего брата. "Иди к остальным. Поговори с Макалаурэ. Он успокоит твои страхи лучше меня".

"Я не боюсь", - гордый рот Куруфина дрожит, и он неохотно повинуется, оставляя брата в комнате, более или менее одного.

Темнота не только клубящаяся, она - живая. Пока Майтимо сидит, она начинает поедать его - медленно струйки и нити просачиваются в его разум, - и, наконец, этот мрак уже невозможно стряхнуть. Эта живая тьма нашептывает ему на ухо о том, что Майтимо не знает, и никогда не будет знать, о том, что его отец понимает слишком хорошо: тьма говорит о ненависти и предательстве, о ярости и холодной, как железо, страсти. Она говорит о том, что хрупко, хорошо и так легко может быть сломано, - и о зле, крепком как камень и сталь. Она кусает, целует, льстит и скулит, она рассказывает, что он тоже хрупок, такая замечательная хрупкая вещица из меди и слоновой кости, такая прекрасная, интересная, не настоящая….

Именно тогда, прислушиваясь к механическому дыханию отца во тьме, Майтимо, который будет Маэдросом, пообещал никогда не сломаться.

Тьма смеется над ним своим беззвучным смехом и оборачивает его коконом ненависти. Майтимо с усилием наклоняется к кровати и вытирает кровь с губ отца углом своего плаща. Получившееся пятно имеет цвет вина; он слышит как кровь, капая, стекает на пол, - теперь также и с плаща. Он целует холодную белую щеку отца и берет его за руку. Феанор не часто позволял старшему сыну находиться настолько близко к нему.

"Отец, что случилось с тобой?" - спрашивает он, хотя вовсе не обеспокоен, он и не был обеспокоен подобно Куруфину. Феанор - странная личность, он видит мир так, как не могут другие. Может быть, сейчас во тьме вокруг него разворачивается видение, может быть, он наблюдает издалека за цветением далеких галактик и вслушивается в биение нейтронных звезд… Как прекрасно, должно быть, видеть то, о чем говорила им Варда - огромные облака газа, закрывающие небо, цветные испарения небесных гигантов. И звезды, подобные отцовским камням, и сияющий корабль Тилиона.

Не двигаясь и не изменяя ритма дыхания, Феанор начинает говорить.

"Мы - Отлученные. История разворачивается не для нас, и наши слова и дела будут только нашими и ничьими более. Мы заплатим кровью, но вовсе не за камни, и даже не за Финве, любимого нами и потерянного для нас. Мы - Изгнанники, и в тоже время мы возвращаемся к тому, что наше. Мы - Отлученные.

Майтимо бережно обхватывает голову отца. Он не плачет, его задачей всегда было понимать и видеть, а не чувствовать. Голос Феанора - словно скрипки и виолончели, словно флейта, когда ее мелодия спускается все ниже пока она, наконец, не становится непохожей на флейту. Его грудь поднимается и опускается в такт волнам и - гораздо более дальнему звуку барабанов Врага.

"Не знаю, что я буду помнить, когда проснусь до конца, будет ли у меня время, чтобы вспоминать. Ты не поверишь тому, что я увидел: горы, реки, и леса, несущие наши отметины, земли, что помнят наши шаги по Средиземью. Путь не будет сказано никогда, что я принес только горе, потому что без печали не бывает радости, и без страданий Нолдор не стали бы столь велики и прекрасны. Мы сильны потому, что сопротивляемся, и возрастаем даже тогда, когда убываем. Я совершил все, что записано, и более того".

И затем, с разрывающей душу печалью: "Я люблю тебя, Майтимо".

"Я тоже люблю тебя, отец".

Испачканные кровью губы изгибаются в улыбке. "Иди. Я скоро присоединюсь к вам".

С палубы корабля было видно дымно-серое море, простирающееся во все стороны, как пенящиеся сливки. Макалаурэ стоит рядом с Куруфином на носу корабля, и они вместе смотрят на поднимающийся туман. Может быть, они надеются увидеть ту землю, о которой говорил им отец. Майтимо подошел к ним.

"Ты привязал его?" - прямо спрашивает Куруфин. Майтимо качает головой.

"Его не нужно привязывать".

Макадаурэ - певец, он понимает, что некоторые вещи просто есть; он кивает и улыбается. По Куруфину не заметно, чтобы он понял, о чем речь. Тонкая вышивка на его левом рукаве уже начала распускаться; Майтимо смотрит, как солнце выдергивает все новые золотые нити, струясь по его руке.

"Но он потерял так много крови".

"Я думаю, это больше твое воображение".

"Ты тоже видел".

"Я не уверен", - и, оглядываясь назад, он действительно не уверен - не была ли кровь всего лишь уловкой тьмы? Это возможно, так могло случиться, теперь все возможно и все может случиться. Солнце встает на востоке - и выглядит странно водянистым, поднимаясь из клубов тумана.

"Я хотел бы однажды увидеть восход солнца вблизи", - тихо говорит Макалаурэ, - "и тот холм, из-за которого оно восходит".

"Тебе придется отправиться далеко".

"Я знаю".

Куруфин смотрит на одно спокойное лицо, затем на другое, и уходит. Возможно, он хочет разыскать Тьелкормо, по тем же причинам, что и обычно - старшие братья слишком неторопливы, слишком тупы, слишком невнимательны. Отцу нужна помощь, а не болтовня о солнце.

"Я думаю, - произносит Макалаурэ после паузы, - я думаю, что это будет не так уж плохо. Мне понравится такое путешествие. Мне нравится вдыхать воздух и знать, что это не Валар заставили меня вдохнуть его".

"Мы - Отлученные" - произносит Майтимо, не мрачно, а совсем просто.

"Как это может быть? Мы никогда не заботились о том, что было нашим, в первую очередь".

Дверь каюты Феанора распахивается, и сам Феанор, закутанный в серый плащ, с треском и блеском вступает на палубу и направляется к борту. Его лицо видно силуэтом в свете восходящего солнца и освещено его отражением в воде, он одновременно прекрасен и ужасен, - нечто совершенно чужое, преображенное из эльфа в сияющий сосуд знания и надежды. Каждая его линия, каждая черта его теперь ярче, чем была, и когда мир останавливается, он прыгает и расправляет к небу свои прозрачные крылья.

Оригинал лежит здесь: http://www.fanfiction.net/s/1527921/1/Supernova