ErinRua

Агларонд

Перевод Туилиндо

Я слышу его дыхание.

В огромном подземном пространстве звук усиливается тысячекратно. Падающая капля воды, осколок камня - все это эхом отдается в полном, вечном безмолвии. Но услышать дыхание эльфа редко кому удается; я поднимаю факел, который несу с собою, чтобы лучше видеть лицо Леголаса.

Четко очерченный подбородок поднят, чуть повернут в сторону от меня, челюсти крепко сжаты. С той поры, как я его знаю, мне время от времени приходит мысль -высечь из камня лицо эльфа было бы подлинной проверкой мастерства; я даже обдумывал, какой камень взял бы. В конце концов я решил, что годится лишь мрамор, камень мастеров. Однако ни один гном в здравом рассудке никогда за такое не возьмется, и если мои родичи не уверены в моем здравом рассудке из-за одного того, что я вожу дружбу с эльфом, тут уж их сомнениям придет конец. А потому я отбрасываю эту мысль прочь - но она, как и всякий раз, когда я об этом думаю, забавляет меня.

Внешние пещеры остались позади - мертвый, равнодушный камень, где все еще хранятся запасы, что в Западной Марке сделали на случай войны. Война кончилась, но обычаи, порожденные ею, не исчезли, и я опять негодую на небрежность рохиррим, которые своими ящиками, тюками и грудами припасов загромождают путь к сокровищу. Проход поворачивает и уходит вглубь, темнота сгущается, и я чувствую прохладу, веющую из сердца горы.

На миг я останавливаюсь, и тут, к моему удивлению, Леголас сталкивается с мной. Неуклюжесть не присуща ему. Похоже, он и не заметил столкновения, завороженный тем, что лежит за пределами дрожащего пятна света от факела. А быть может - тем, чего там нет. Там нет звезд. Там нет деревьев. Там нет ни ветерка, ни вздоха - лишь дыхание самой горы, холодное, влажное, с металлическим привкусом. Я всей грудью вдыхаю этот запах - он словно привкус меди на языке - запах живой земли, колыбели, где мой народ сделал первый свой вздох, и гробницы, где мы остаемся, уйдя из жизни. Тот самый аромат, острый и бодрящий, что вновь возникает всякий раз, когда металл выплавляют из руды или куют на наковальне, когда грубые дары земли превращают в прекрасные творения.

- Чем это так пахнет?

Я смотрю на него - теперь черты прекрасного лица сложились в гримасу отвращения: губы кривятся, ноздри раздуваются.

- Пахнет, - ворчу я. - Это, добрый мой Леголас, благоухание матери-земли.

Коротко фыркнув, он сухо отвечает:

- Ей бы стоило сменить благовония. Я бы посоветовал лаванду.

Я не обращаю внимания - ведь он всего лишь эльф и здесь только из-за обещания, о котором, конечно же, сожалеет. Если мы двое переживем Войну, я согласился побывать в этом его Лесу Фангорн - если он согласится вернуться со мною в Хрустальные Пещеры Хельмовой Пади. И вот Тьма развеялась; в это самое время король наш Элессар ждет нас снаружи, радуясь обществу друзей и теплому весеннему Солнцу; и без сомнения, Леголас хотел бы сейчас быть там. Но он - эльф, верный своему слову, а потому молча идет за мной в свете факела, пляшущем на стенах пещеры.

Проход еще сужается, и Леголасу приходится склонить свою гордую голову, потому что потолок нависает совсем низко. Стены прохода бугристые и шероховатые, и мой рукав с неприятным громким шуршанием задевает о них. С Леголасом, который только что не наступает мне на пятки, места мне остается меньше, чем обычно. Я беспокоился, как бы не закоптить камень дымом от факела, но теперь думаю, не подожгу ли случайно эльфа. Потолок вновь уходит вверх, и, к счастью, Леголас немного отстает.

Он что-то говорит сам себе. По-эльфийски, так что я знаю - лестным это быть не может. Прислушиваюсь, и мне удается разобрать одно слово, гадор - темница. Я фыркаю достаточно громко, чтобы он знал - я расслышал. Коридор опять сужается; наконец, мне приходится повернуться боком и поднять факел над головой, а слух мой наполняет сухое шуршание ткани о камень. Гора здесь обнимает тебя словно возлюбленная, но я терпеливо и осторожно иду вперед, шаг за шагом. Внезапно гора разжимает объятья, и я выхожу в пустое темное пространство. Скоро, очень скоро мы будем на месте.

- Гимли? - его голос отдается глухим эхом. - Подожди, пожалуйста.

Не помню, чтобы когда-нибудь он был столь вежлив; я останавливаюсь и оборачиваюсь к нему. Не мог же он там застрять - у эльфов ведь сложение не такое крепкое, как у гномов. Да, вот он - свет факела отражается в его волосах, когда он выступает из узкого прохода. Он смотрит на меня, прижав руки к скале, словно пытается отодвинуть ее от себя - а глаза у него круглые как монеты. Я уже собрался было сказать что-нибудь едкое о храбрости эльфов, но вдруг желание пропадает.

- Идем, друг мой Эльф. Мы уже почти на месте.

Затем я поворачиваюсь и продолжаю путь.

- Этим местом надо будет заняться особо, чтобы облегчить путь тем, кто придет сюда потом.

- Не думаю, что такие будут, - бормочет он себе под нос.

Я не отвечаю; то, о чем я думаю - нечто небывалое, то, чего не видел ни один эльф и мало кто из гномов. Мы могли пойти более легкими путями, хотя ему я этого не скажу, мы могли пойти в другие пещеры, но эта… вот великолепие, равного которому нет нигде. Если он может справиться со своей эльфийской чувствительностью еще хоть несколько минут, быть может, его поход сюда будет не напрасным.

Странные формы начинают, как призраки, выступать из темноты: тонкие, бледные колонны, словно стволы каменных деревьев, и сталактиты поменьше, словно острые драконьи клыки в огромных каменных челюстях. Но я ощущаю пространство, пустоту, что ждет нас где-то впереди, и Леголас, как видно, тоже - на миг он останавливается, дыхание его пресекается - быстрый, тихий звук. Внезапно мне приходит в голову - он же боится того, чего не видит, того, что не может открыть ему эльфийское зрение, и внезапный червячок сомнения в моей душе расстраивает меня. Я не хочу испортить миг, когда надеюсь разделить с ним мою величайшую, быть может, радость, но я надеялся, что он хотя бы попытается понять то, что я ему покажу.

- Подожди меня здесь, Леголас, - говорю я, отдавая ему факел - пламя его колеблется.

- Подождать? - его длинные пальцы стискивают факел, а голос едва заметно повышается. - Куда ты уходишь?

- Терпение, друг мой, ты по-прежнему будешь меня видеть, - повернувшись, я иду к нескольким вязанкам хвороста, что заранее приготовил тут много недель назад. - Сначала - свет. И тогда ты увидишь великолепие потаенного мира.

Я зажигаю от факела одну из вязанок, чувствуя на себе его взгляд, хотя больше он не произносит ни слова. Его напряжение почти ощутимо - думаю, коснись я его, меня бы укололи крошечные искры.

Теперь света вдвое больше; взглянув на него, я спрашиваю:

- Ты можешь закрыть глаза?

На его лице мелькает изумление.

- Зачем тебе это?

- Секрет, - отвечаю я и улыбаюсь себе в бороду. - Хочу чем-то тебя удивить.

Это оказало нужное действие -на лице его смешиваются веселье и раздражение.

- Ладно, друг мой Гном. Уж вряд ли станет темней, если я закрою глаза. Но знай, что я буду слушать каждый твой шаг, так что не думай, будто сможешь скрыться от меня в этом мрачном лабиринте.

Посмеиваясь, я отозвался:

- Не бойся. И верь мне.

Уже поворачиваясь идти, я слышу за спиной его тихое:

- Я верю.

Сунув под мышку остальной хворост, я начинаю приготовления. Я мечтал привести сюда других, чтобы они увидели это диво, это живое чудо - мечтал, даже когда мы считали мертвых за стенами Хельмовой Пади. Хоть бы я сделал все как надо, чтобы получилось, как я замыслил. Я карабкаюсь во тьму, странные тени возникают в круге света от моего факела и скрываются за спиною. Одну за другой зажигаю я вязанки хвороста, одну за другой укрепляю каждую в нужном месте. К каждому колеблющемуся пламени присоединяется следующее - я замыкаю огненное кольцо вокруг огромного зала. Оглянувшись, я вижу яркую точку: Леголас, склонивший голову над маленьким огнем, доверчиво и терпеливо. Я не забываю время от времени шаркать ногами, хотя не удивился бы, узнав, что эльфийские уши могут услышать даже, как бьется мое сердце. В этой огромной пещере даже единственная капля воды, падая, звенит словно удар колокола. Наконец, дело сделано; я устало возвращаюсь к своему спутнику.

- А теперь я могу открыть глаза?

Глупый, он даже не попытался подглядеть; тихонько посмеиваясь, я касаюсь его плеча.

- Открой глаза, друг мой. Открой и посмотри.

Он выпрямляется, лицо делается озадаченным при виде кольца золотых огней перед ним… а потом он просто смотрит во все глаза. Как завороженный, он медленно идет вперед, едва помня о факеле у него в руках. Глаза широко распахнуты, и в этот миг его гладкое, вечно юное лицо похоже на лицо прекрасного ребенка.

- Гимли… - выдыхает он; и смолкает.

Что видят эльфы? Как оценивают красоту, они, поющие о звездах, и лунном свете, и камнях, в которых заключен небесный свет? Есть ли хоть одна искра родства меж ними и нами, народом земли, что находит красоту там, где никогда не сияла ни одна звезда. Не знаю… но надеюсь, и смотрю, как он входит в видение, раскинувшееся предо мной.

А это видение - оно сотворено, быть может, самим Махалом в века, неведомые для нас. Пред нами темное озеро сверкает в свете факелов, словно полированная медь - ни рябь, ни тростник не портят его совершенную поверхность - заключенное в огромную чашу блестящего камня. Гладкие каменные колонны ожидают усталого у края воды, а за ними простирается площадь, словно вымощенная гладкими многоцветными плитами. Янтарь и золото, розовый и белоснежный, все цвета земли и пламени спорят с угольно-черными бархатными тенями. Столпы и колонны вздымаются от пола, и золотой камень изгибается застывшими волнами, словно их выплеснула могучая рука, слой за слоем замерев в вечной неподвижности. Место грез, сказочных образов, полных легкости и красоты; свет факелов струится сквозь складки и занавеси тончайшего мрамора и зажигает длинные, развевающиеся каменные знамена высоко над нашими головами. Это зал королей, если кто-нибудь из них ступит сюда - царственное, недоступное никакому смертному мастерство. Вон там ряд искусно сработанных копий вечно несет стражу у блистающей стены; а тут могучий столп вздымается как трон властелина, и с него длинными складками льется янтарный камень.

Леголас стоит у кромки воды, долго, долго, не шевелясь, пока наконец я не подхожу к нему.

- Идем, - говорю я, и он следует за мной.

Мы идем вечными тропами меж огромных, полупрозрачных гобеленов и башен, что резными уступами уходят высоко в сумрак, недоступный нашим взорам. Под ногами струятся застывшие реки - гладкий камень, что разливается замершим потоком от одного уступа до другого, вечно неподвижный и безмолвный. Я смотрю, как узкая ладонь Леголаса касается похожих на раковину пальцев, столь же изящных, как его собственные, и внезапно поражен мыслью: быть может, Махал коснулся также и эльфов. В чаше, украшенной сияющими каменными завесями, свет нашего факела зажигает другую, более яркую искру. Кристаллы шпата блистают словно свет в глазах Галадриэль, и Леголас, опустившись перед ними на колени, осторожно касается их. Я не вижу его лица за завесой волос, и долго, долго он остается недвижим.

Он поднимается, и мы идем дальше, пол уходит вверх, поднимая нас над нашим огненным кругом, среди огромных завес и витых колонн. Новые кристаллы загораются собственным блеском от света наших факелов и мерцают, как гаснущие звезды, когда мы проходим. Как в надземном мире ночью есть свой свет, так и вечной ночи подземелий нужна лишь искра, чтобы изгнать тьму. Вон там вздымается настоящий каменный лес, могучие стволы словно роща статных дерев, и Леголас проходит меж ними, запрокинув лицо. Вот блестит древняя чаша с ледяной водой, и одинокая капля с серебристым звоном падает в нее. То творения Великого Ваятеля. Мы обходим весь огромный зал, находя дворцы внутри дворцов, залы внутри залов, и в этом необъятном безмолвии то здесь, то там слышится тихая музыка падающей воды.

Наконец мы снова возвращаемся к темному зеркалу озера, ибо близится время, когда факелы погаснут. Здесь Леголас опускается отдохнуть на гостеприимную каменную скамью и смотрит в поблескивающую воду. Не сразу я понимаю, что глаза его блестят ответным блеском - он плачет. Он плачет беззвучно, но лицо его открыто и бесхитростно, как у младенца. Мой друг плачет, ибо красота поразила его эльфийское сердце.

Мое собственное сердце с болью сжимается: как мог я хоть на миг усомниться, что он увидит то же, что и я. Мне стыдно, что я мог думать, будто ему недоступно будет невыразимо прекрасное, в подлунном ли мире наверху, или в подземном. Леголас, что пел в наших долгих странствиях просто, чтобы изгнать тьму из наших смертных снов, лучше понимает красоту, чем я понимаю дружбу.

Тихо я сажусь рядом с ним, и долго, долго мы оба плывем внутри сна. Крошечные серебряные капли, невидимо падающие внутри гротов, отсчитывают пульс земли, и мы вместе слушаем его. Наконец, он наклоняется вперед, к темной воде перед нами. Он легко касается гладкой поверхности, и мы смотрим, как по воде расходятся круги, золотые и черные - быть может, первые на зеркальной глади даже за то время, что длится его долгая эльфийская жизнь.

Затем с тихим вздохом он откидывается назад, сложив руки на коленях. Одна рука на миг сжимает мою.

Я чувствую теплую волну в сердце от этого нежданного жеста, а он тихо говорит:

- Спасибо.

Затем он поворачивается ко мне, сам - словно игра теней от камня и огня, прекрасный, как сверкающие скалы вокруг нас, и столь же сильный и стойкий. Но не красоту его лица я вижу, но то, что сияет в его глазах. Мой друг. Я в дружбе с эльфом, и я привел его в глубины земли, и он плакал, видя красоту, пред которой Гномы в благоговении опустились бы на колени. Что бы ни было ранее, различия меж нашими племенами кажутся теперь столь мелкими, пустяшными - ибо как могут неприязнь и обиды оставаться между теми, кто вместе видел красоту?

- Не за что, Леголас, - отвечаю я.

И мы вместе поднимаемся и оставляем землю спать темным, вечным сном.

Оригинал лежит здесь: http://www.fanfiction.net/s/1264944/1/bAglarond_b