Соколова Н. А. Эпоха Наполеоновских войн в семейной переписке Пестелей.//Эпоха наполеоновских войн: люди, события, идеи. Материалы Научной конференции. М., 1999. С. 92-98.

Соколова Н.А. Эпоха Наполеоновских войн в семейной переписке Пестелей

Эпоха глазами отдельного человека, события европейской истории 1810-х годов, отраженные в микромире семьи - таков ракурс нашего выступления. Предлагаемый вашему вниманию источник отличается удивительно точным ощущением эпохи, царствования, времени к которому он относится. Рассматриваемый родственный клан оставил след в истории России, а его представители - яркие и незаурядные личности, биографии которых заслуживают отдельного изучения. История рода Пестелей - саксонских дворян, с 10-х годов XVIII века укоренившегося в России, дает нам богатейший материал о служебных, культурных, личных связях этой семьи со страной, за два столетия ставшей их отечеством. Особый интерес вызывает такой комплекс источников, как семейная переписка - письма Бориса Владимировича Пестеля, участника Семилетней войны, Московского почт-директора, деда декабриста, Ивана Борисовича Пестеля, Московского и Петербургского почт-директора, Сибирского генерал-губернатора, члена Государственного Совета и сенатора, его жены Елизаветы Ивановны, урожденной Крок - родителей декабриста, их сыновей и дочери, и других. Все эти письма были отправлены П. И. Пестелю, при его аресте конфискованы и сохранились в фонде Следственного Комитета по делу декабристов ¹. Ответные письма декабриста, долгое время хранившиеся в частных руках в Смоленске, погибли во время Великой Отечественной войны. Сохранившиеся письма охватывают период с 1801 по 1825 годы, всего писем 330 и несколько отрывков (на французском с отдельными фрагментами на немецком языке). Информативность этого источника трудно переоценить. Кроме сведений по истории семьи и биографий ее членов, он содержит данные о службе, новостях внешней и внутренней политики, культурной жизни, о религиозных и общественно-политических взглядах членов семьи, о быте, круге знакомств и связях. Однако несмотря на то, что этот комплекс давно известен исследователям, он почти не изучен. В работе А.О. Круглого “Декабрист П. И. Пестель по письмам его родителей” процитировано 56 и упомянуто пять писем, в основном содержащих сведения о П. И. Пестеле ², письма, не использованные Круглым, использовались также в книге Л.А.Медведской - научно-популярной биографии П. И. Пестеля - и в статье А. В. Семеновой по истории семьи Пестелей ³. Ни одно из писем не было опубликовано полностью. Для нашей темы представляет интерес комплекс писем за период 1812-14 год родителей декабриста Ивана Борисовича и Елизаветы Ивановны, отправленных П.И.Пестелю в действующую армию (всего 42 письма + 11 писем 1815 года периода “100 дней”).

В историографии переписка Пестелей как источник по истории наполеоновских войн не рассматривался, хотя существует несколько работ, освещающих “военные” страницы биографии П.И.Пестеля ⁴. Поэтому мы остановимся подробнее на этой группе источников личного происхождения и отражении в них эпохи 1812-15 годов.

В письмах Ивана Борисовича и Елизаветы Ивановны Пестелей к сыну затрагиваются такие вопросы, как слухи, распространявшиеся среди петербургского дворянства (прежде всего верхушки чиновничества) о причинах войны, личности французского императора, о перемещениях в руководстве армии и генералитете, борьбе группировок в военных кругах, настроениях петербургского общества, его реакции на сообщения о ходе военных действий (естественно, с оглядкой на цензуру), “патриотическом угаре” начала войны и отрезвлении, отзывы о внешней политике Александра I и его роли в руководстве армией, о полководцах и отличившихся офицерах, об особенностях быта и культурной жизни столицы военного периода. Близость Ивана Борисовича, который в этот период был на вершине своей карьеры, к придворным кругам, позволяла ему узнавать и сообщать сыну новости о политических событиях, жизни императорской фамилии, интригах в руководстве армией, давать оценки государственным деятелям и военачальникам - в частности в письмах постоянно идет речь об Александре I ⁵, императрице Елизавете Алексеевне, к которой семья в этот период была близка ⁶, а также генерале от артиллерии А. А. Аракчееве ⁷, “чья дружба” с Иваном Борисовичем, как читаем мы в письмах, была “ненарушима ни при каких обстоятельствах” ⁸, по крайнем мере в описываемый период; В. Р. Марченко, служившего в военно-походной канцелярии Аракчеева, в 1813-15 годах находившегося при главной квартире императора ⁹; генерале от инфантерии П. Х. Витгенштейне ¹⁰, впоследствии друге семьи, полковом командире П.И. Пестеля в 1812 г., полковнике лейб-гвардии Литовского полка И.Ф. Удоме ¹¹, получившего за Бородино звание генерал-майора. В переписке фигурируют также такие деятели, как великий князь Константин Павлович ¹² - в связи с походом гвардии на Варшаву в период 100 дней, Л.Л. Бенигсен ¹³ (летом 1813 года он возглавил Польскую армию в Силезии, где начал свою службу Владимир Иванович Пестель), фельдмаршал М.Б.Барклай де Толли ¹⁴ (слухи о карьере, служебных перемещениях и военных действиях с его участием), кн. П.И.Багратион ¹⁵, А. Д. Балашов ¹⁶, министр полиции в 1812 году, И. М. Бегичев¹⁷, дежурный генерал в корпусе Витгенштейна, военный министр князь А. Горчаков ¹⁸, который был хорошим знакомым семьи, Н. И. Депрерадович ¹⁹, генерал-лейтенант, командир Кавалергардского полка, адъютантом которого был В.И.Пестель, генерал М. С. Воронцов ²⁰, В. С. Кайсаров ²¹, генерал-майор, командовавший летучим партизанским отрядом на левом фланге союзников - в 1813 году П.И.Пестель собирался перейти к нему на службу адъютантом, М.И. Кутузов, Н. И. Лавров ²², генерал-лейтенант, при Бородине командовавший гвардейской дивизией, в которую входил Литовский полк, Д. И. Лобанов-Ростовский ²³, генерал от инфантерии, покровитель В. И. Пестеля в начале его службы, Н. Г. Репнин ²⁴, генерал-майор, в 1813-14 году саксонский генерал губернатор, один из начальников В.И.Пестеля, граф Ф. В. Растопчин ²⁵, главнокомандующий Москвы в 1812-14 годах, гражданский губернатор Москвы с1810 года Н. В. Обресков ²⁶ - в связи с поисками раненного при Бородине П.И.Пестеля, о котором родители не имели известий - и другие государственные и военные деятели.

Переписка, пусть субъективно, рисует нам жизнь петербургского общества 1812- 14 годов, настроения и слухи, распространявшиеся в нем. Первое упоминания о военных событиях, волновавших Европу, в переписке связаны с 1807 годом. В письме деда декабриста, Бориса Владимировича Пестеля к внукам, отправленным на учебу в Дрезден (П.И. и В.И. Пестелям), упоминается о начале военных действий Наполеона против Пруссии ²⁷. Беспокойство Бориса Владимировича было не напрасно - его юные внуки были свидетелями победного марша наполеоновских войск. Вот как отражен этот эпизод в воспоминаниях Н.И.Греча: ”Отец (Иван Борисович) привез ко мне старших сыновей, только что возвратившихся из Дрездена, где они видели Наполеона. Я спросил у Павла Ивановича, каков теперь собою Наполеон - говорят де, что потолстел. Павел Иванович сказал, смеючись и указывая на отца, который стоял спиною к нам: “Вот точно как батюшка”, а старший Пестель был малорослый толстяк” ²⁸. В письмах самого Ивана Борисовича Наполеон упоминается исключительно как “чудовище” и “враг рода человеческого”. Вот, например, письмо от 10 июня 1812 года: “ известие о мире с турками доставило всем здесь большое удовольствие, это означает, что все силы смогут объединиться против врага рода человеческого. Да благословит Господь все предприятия нашего превосходного Государя и ведет наши войска!!!”²⁹ Или письмо от 14 июля 1812 года: “Это он [Всевышний - Н.С.] поддержит нашего превосходного государя и вернет отдых и покой своей стране, покарав причину несчастий и бич рода человеческого”³⁰. Следует отметить, что с начала XVIII века Пестели были потомственными почт-директорами, поэтому патриотический пыл объясняется отчасти боязнью перлюстрации писем. Помимо осторожности, близость Ивана Борисовича ко двору является причиной того, что его письма отражают изменения официальной точки зрения на события. Иногда это принимает комический оборот. Так, в письме от 24 апреля 1812 года он говорит: “Надеемся, что не будет войны. Да будет так угодно Богу. Я до крайности миролюбив и не люблю, когда проливают человеческую кровь.”³¹ Но уже через два месяца 21 июня 1812 года он из миролюбца превращается в пламенного патриота: “ Согласно всем слухам и официальным сообщениям кажется, что нужно каждую минуту ожидать кровавого дела... Я молю Его [Всевышнего - Н.С.], чтобы он даровал вам возможность отличиться и проявить Ваш патриотический пыл”³². Или в письме от 14 июля 1812 года: “Все что мы знаем о нашем положении в общем (а это не так много, так как плохие новости тщательно скрываются) - это действительно беспокоит, но несколько не приводит в отчаяние. У нашей страны есть силы, и чем больше враг отдаляется от границ, тем труднее будет его отступление. Одна хорошая битва - вот средство его окружить и он может найти свой конец в нашей стране, как наше его Карл XII”³³. 28 августа 1812 года Иван Борисович сообщает сыну, что “все и даже самые ревностные патриоты рады тому, что командование армиями было поручено кн. Кутузову. Даст Бог, чтобы мнение общественности оправдалось!!! От его мер зависит теперь счастие нашего отечества! Никогда враг не раздавит нас, как он это сделал во всех других странах, но он может заставить страдать местности и обитателей там, где он будет находиться.”³⁴. С другой стороны, нельзя не признать, что эти слова отражают и истинные настроения в семье и русском обществе. Так, в письме от 8 сентября 1812 г. Елизаветы Ивановны Пестель, женщины образованной и просвещенной, написанном еще до получения известия о сдаче Москвы, высказана оценка событий, совпадающая с позднейшей оценкой характера войны: ”Вся нация испытывает к врагу ненависть и бешеную ярость, подобно испанцам. Если так продолжится, это будет уже не война армий, но война народная - как в Испании! Все кричат о мести и уничтожении, все предпочитают смерть миру с этим жестоким человеком, все согласны скорее сжечь все, чем владеют, чем оставить что-либо врагу. Каков же будет конец всех этих неисчислимых бедствий!” ³⁵ После Бородинского сражения тональность писем резко меняется. Это объясняется как страхом за жизнь старшего сына, о судьбе которого родители долгое время ничего не знали, так и общим упадком духа, вызванным итогами сражения: “Сможем ли мы быть спокойными за судьбу нашей родины и увидеть ее совершенно избавленной от опасности, в которой она находится. Говорят, что ни одна битва не сравнится с битвой 26 числа и что сражения при Прейсиш-Эйлау, Ваграме и другие были детскими играми по сравнению с этой, и что мужество, неистовство и ярость войск были беспримерны... Каждый день мы узнаем об очередной смерти. Сколько семей в горе и слезах! Если бы они по меньшей мере могли спасти отечество и Государя и уничтожить бич всего человечества!”³⁶. Письма Ивана Борисовича осени 1812 года полны резких отзывов о неразберихе и безначалии, в которых проводилась эвакуация Москвы. Прежний ура-патриотический тон возвращается в письма лишь в 1813 году : “Я совершенно убежден, что вы не единственный, кто желает продолжения войны. Она действительно бич рода человеческого. Но так как монстр, который воюет со всеми державами Европы, более опасен в мирное время и он приготовляет все возможное зло для всех государств, желательно, чтобы война продолжалась до того момента, когда чудовище не будет уже в состоянии причинять зло.” (Иван Борисович., 15 июня 1813 года)³⁷ В письмах периода заграничных походов 1813-14 годов находит отражения новый статус России в международной политике. Так, Иван Борисович рассуждает о неизбежности присоединения Австрии к коалиции союзных держав, а 15 октября 1813 года пишет сыну: ”Император играет роль как нельзя более блестящую, и никогда еще он не был прославлен своей принадлежностью к русской нации, как в теперешний момент.”³⁸

Таким образом, переписка отражает настроения и точку зрения на события верхушки русского дворянства. С одной стороны, Иван Борисович выражал трактовку событий, исходившую от придворных кругов. С другой стороны, семья была охвачена настроениями, широко распространенными в обществе в целом, не избежала горя и сомнений, а послебородинский период был связан с паникой и неуверенностью в развитии событий. Вместе с тем Пестели, как большинство представителей дворянства, стремились использовать борьбу партий в армии о возможности, предоставляемые войной, для продвижения по службе сыновей.

Конечно же, семейная переписка отражает военные страницы биографии Владимира Ивановича и Павла Ивановича Пестелей, в особенности последнего, участника Бородинской битвы и заграничных походов. Будущий декабрист, выпущенный из Пажеского корпуса 14 декабря 1811 года прапорщиком в лейб-гвардии Литовский полк, отбыл в действующую армию 11 апреля 1812 года в главную квартиру в Вильно³⁹. Этот полк был самым молодым в гвардии, в 1811 году только начал формироваться, поэтому туда поступили все его однокашники - Николай Пущин, В. Ушаков, сын преподавателя корпуса К. Оде де Сион, М. Лукашевич, М. Окунев, П. Беклешов, Э. Адлерберг⁴⁰. Вместе с полком все они приняли участие в Бородинской битве, где приняли боевое крещение, прикрывая левый фланг русской армии на одной из наиболее опасных позиций на берегу Семеновского ручья. В этом сражении Пущин, Ушаков и “под самый уже вечер” П.И. Пестель были ранены ⁴¹. Вместе с другими ранеными Павел Иванович получил в награду золотую шпагу с надписью “За храбрость”, получение которой в глазах Ивана Борисовича приобрело романтический ореол: “Граф Аракчеев передал мне, что фельдмаршал князь Кутузов вам пожаловал шпагу “За храбрость” на поле сражения. Вы обязаны этой награде своими заслугами без всякой протекции и покровительства”⁴². Хотя документ, найденный историком Абалихиным, подтверждает, что приказ о награждении проходил через инспекторский департамент в ноябре 1812 года⁴³. С этим довольно тяжелым ранением связан тревожный период в жизни семьи, когда родители не знали точно, жив ли старший сын и по нескольку раз переходили от надежды к отчаянию. В поисках Павла Ивановича приняли активное участие граф Аракчеев, ставший в этот период особенно близким для семьи человеком, а также императрица Елизавета Алексеевна. Александр I выдал чиновнику канцелярии Ивана Борисовича Случевскому документ, обязующий гражданские и военные власти оказывать помощь в поисках Павла Ивановича⁴⁴. Наконец 26 сентября 1812 года они получили известие от служащего на почте Л.Я.Яковлева о том, что он видел Павла Ивановича в Москве с несколькими раненными товарищами. Судя по письмам, раненые испытывали нужду и недостаток в средствах, потому что в сражении остались без вещей⁴⁵. С ноября 1812 по май 1813 Павел Иванович находился в Петербурге на лечении, после чего вернулся в действующую армию как адъютант генерала Витгенштейна. В этот период репутация Витгенштейна была такова, что Иван Борисович. передает сыну слухи о том, что его прочат на должность главнокомандующего⁴⁶. В период перемирия летом 1813 года Павел Иванович выполнял обязанности курьера между русским и австрийским императором. В мемуарах Н.В. Басаргина приводится легенда о том, что австрийский император поздравил русского императора с таким замечательным чиновником штаба⁴⁷. Однако в действительности, возможно в этот период он чем-то вызвал неудовольствие Александра I, следствием которого явилась предубеждение против него императора, служившее препятствием военной карьере Павла Ивановича. В переписке упоминаются почти все сражения, в которых он принимал участие: Кульм, Дрезден, Лейпциг, Бар-сюр-Об, Троа и др. Особое значение для семьи имела битва при Лейпциге, о которой Иван Борисович писал сыну: “Блистательная битва при Лейпциге была подобна битве при Бородино, ваш генерал был одним из первых в бою вместе со своим армейским корпусом. Я убежден, что вы непременно там должны были быть, если только Вам не было абсолютно не возможно там находиться”. ⁴⁸Однако, очень скоро участие Павла Ивановича в битве перестало радовать его родителей, потому что они снова 1,5 месяца не получали от него писем. Между тем стали распространяться слухи о его ранении и о том, что он пропал без вести. Истинная причина долгого молчания не установлена, известно только, что Павел Иванович объяснял невозможность писать тем, что все время находится на марше (хотя другие адъютанты Витгенштейна к тому времени уже давно написали родным). Кроме того, на следствии по делу декабристов он сообщил, что именно при взятии Лейпцига он “видя часто жестокие раны и страдания тех, которые неминуемо должны были умереть, особенно неприятелей, лежащих на месте сражения”, он приобрел яд, чтобы избавиться от предсмертных мучений⁴⁹. За “отличие” в Лейпцигском сражении Павел Иванович получил награду - Владимир 4 степени с бантом⁵⁰. Из переписки очевидно, что служба адъютанта, награды и успехи давались ему дорогой ценой, так как рана, полученная при Бородине, оставалась открытой до 1815 года, несколько раз лишая его возможности ходить ⁵¹.

Во время заграничных походов Павле Иванович несколько раз встречался с людьми, сыгравшими трагическую роль в его судьбе: во время Лейпцигской битвы с Павлом Васильевичем Кутузовым⁵², будущим членом Следственного комитета по делу декабристов и распорядителем казни, в начале 1814 года - с великим князем Николаем Павловичем⁵³, будущим императором Николаем I. Владимир Иванович Пестель, окончив Пажеский корпус в 1813 году, отбыл к армии, чтобы, по собственным словам, “испытать свою храбрость”⁵⁴. Участвовал в военных действиях в Силезии. Его служба из-за легкомысленного характера стала источником постоянного беспокойства для родителей, и старший брат должен был заботиться о поиске для Владимира должности адъютанта какого-нибудь генерала⁵⁵.

Завершил эпоху наполеоновских войн период 100 дней. Корпус генерала Витгенштейна получил приказа выступить в поход, но пределы России покинуть не успел. Родители П. И. Пестеля болезненно восприняли новость о возобновлении кампании - они устали бояться за сыновей. Елизавета Ивановна писала 7 апреля 1815 г.: “Да благословит вас Господь ... в вашем новом положении, и да хранит он ваши дни и чистоту вашего сердца, как хранил до сих пор. ... Я охотно отдала бы то немногое здоровье или радости, что мне остаются, чтобы присоединить к вашим. ... Прощайте... Прощайте...”⁵⁶

Таким образом, переписка дает уникальную возможность установить или уточнить малоизвестные факты военной биографии П.И.Пестеля, получить новые сведения о возвышении и падении тех или иных фигур и группировок в армии в глазах общества, об изменениях общественного мнения и индивидуальной позиции представителей дворянства в отношении к военным событиям 1812-14 годов, наконец, об отношениях семейства Пестелей с царствующим домом.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 476; 477 Ч. 1-2; 478.

² Круглый А. О. П. И. Пестель по письмам его родителей // Красный архив. 1926. Т. 3 (16). С. 166-187

³Медведская Л. А. П. И. Пестель. М.: Просвещение, 1967. 141 с.; Семенова А. В. Декабрист Пестель и его семья // Москва. 1975. № 11. С. 194-200.

⁴Павлов-Сильванский Н.П. П. И. Пестель. Биографический очерк. СПБ, 1909. 64 с Медведская Л. А. Указ. соч. С. 18-23; Нечкина М. В. Движение декабристов. М.: АН СССР, 1955. Т. 1; Абалихин Б. С. Документ о награждении П. И. Пестеля золотой шпагой // Советские архивы. 1978. № 3. С. 104; Экштут С. А. В поиске исторической альтернативы. Александр I. Его сподвижники. Декабристы. М., 1994. 364 с.;.

⁵См. напр. ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Пап. 1. Лл. 59; 69 об.-70; 92; Пап. 2. Л. 34 и др.

⁶Там же. Пап. 1. Лл. 56; 63; 89 об. и др.

⁷Там же. Л. 40; 92; Пап. 2. Лл. 13 об.; 15; 43 и др.

⁸Там же. Пап. 1. Л. 87.

⁹ Там же. Пап. 2. Лл. 15; 41 и др.

¹⁰ Там же. Лл. 13-13 об.; 24 об.; 31; 57 об.-58 и др.

¹¹Там же. Пап. 1. Лл. 66; 69; 70; 74 и др.

¹² Там же. Пап. 2. Л. 88.

¹³Там же. Пап. 1. Л. 93 об.; Пап. 2. Лл. 26; 27 об. и др.

¹⁴Там же. Пап. 1. Л. 94 об.; Пап. 2. Лл. 29; 35 об. и др.

¹⁵ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Пап. 1. Лл. 70 об.; 85.

¹⁶Там же. Л. 57.

¹⁷Там же. Пап. 2. Л. 44 об.

¹⁸Там же. Пап. 1. Л. 70 об.; Пап. 2. Лл. 32 об.; 57 и др.

¹⁹Там же. Л. 1 об.; 74 и др.

²⁰Там же. Л. 6 об.; 12 и др.

²¹Там же. Лл. 13; 26 и др.

²²Там же. Пап. 1. Л. 92 об.

²³Там же. Пап. 2. Л. 22; 32 об.

²⁴Там же. Л. 22 об.

²⁵Там же. Пап. 1. Л. 87 об.

²⁶Там же. Л. 83; 91; 93 об. и др.

²⁷ГА РФ. Ф. 48 Оп. 1. Д. 478. Лл. 102-102 об.

²⁸Н.И.Греч. Из записок // Русский вестник. 1868. Т 75. № 6. С. 374.

²⁹Там же. Д. 477. Ч. 1. Папка 1. Л. 69 об.

³⁰Там же. Л 73 об.

³¹Там же. Л. 59 об.

³²ГАРФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Пап. 1. Л 71.

³³Там же. Л. 73 об

³⁴Там же. Л. 80.

³⁵ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Папка 1. Л 89. Для поддержания в сыне патриотических настроений, Иван Борисович постоянно напоминает ему в письмах о военных подвигах членов семьи, в частности дедушки, Бориса Владимировича, в Семилетней войне получившего ранение, и дяди, Андрея Борисовича, который принимал участие в военных действиях на Кавказе. Письма П.И.Пестеля родным из армии читались в салонах, для этой цели Иван Борисович составил специальный альбом. Военный министр Горчаков так был растроган патриотическим пылом юного защитника отечества, что даже сказал, что “сам желал бы иметь такого сына”. (Там же. Пап. 2. Л.57 об.).

³⁶Там же. Л.88; 89 об.

³⁷Там же. Л. 8.

³⁸ ГА РФ.Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Пап. 2. Л. 35 об.

³⁹Там же. Пап. 1. Л. 56; Восстание декабристов. Документы. Т. 4. М.-Л., 1926. С. 7.

⁴⁰ С Э.Адлербергом П.И.Пестель оспаривал место первого выпускника корпуса (по успехам), дававшее право на чин поручика. В результате спора сам Александр I вынужден был вмешаться в этот конфликт, по его решению все пажи были выпущены прапорщиками гвардии. В 1826 году флигель-адъютант Э.Адлерберг был членом Следственного комитета по делу декабристов.

⁴¹Там же. С. 92.

⁴²5 ноября 1812 года. ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1.. Пап. 1. Л. 98 об

⁴³Абалихин Б. С. Документ о награждении П. И. Пестеля золотой шпагой // Советские архивы. 1978. № 3. С. 104;

⁴⁴ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Пап. 1. Лл. 85; 94 об; 96 и др.

⁴⁵ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Пап. 2. Л. 97.

⁴⁶Там же. Л. 54.

⁴⁷Н. В. Басаргин. Воспоминания, рассказы, статьи. Иркутск, 1988. С. 53.

⁴⁸ 13 ноября 1813 года. ГАРФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477.Ч. 1. Пап. 2. Л. 39.

⁴⁹Восстание декабристов. Т.4. С.173.

⁵⁰Там же. С. 7.

⁵¹Из письма Елизаветы Ивановны 28 декабря 1813 года :”Господин Чагин принес нам в качестве новогоднего подарка осколок кости, недавно вышедшей из вашей ноги и грустную уверенность, что вы чувствуете себя хуже, чем хотите нам показать”. (ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Пап. 2. Л. 48 об.). Из письма Ивана Борисовича 28 декабря 1813 года: “Я очень огорчен, что Вы ходите все время с костылем и постоянно у вас из ноги выходят осколки кости” (Там же. Л. 47).

⁵²Там же. Л. 37.

⁵³Там же. Л. 51.

⁵⁴Там же. Л. 22 об.

⁵⁵Там же. Лл. 22; 23; 32 об. и др.

⁵⁶Там же. Л. 81 об.