ВНИМАНИЕ, ЭТОТ САЙТ БОЛЬШЕ НЕ ПОДДЕРЖИВАЕТСЯ
НАШ НОВЫЙ АДРЕС (И там нет рекламы!)
http://decabristy-online.ru
Раиса Добкач. Шлиссельбургская яблоня на Декабристы-онлайн.ру
|
Раиса Добкач. Шлиссельбургская яблоня…Дух веет, где хочет… история политической тюрьмы и ссылки полна удивительных подвигов духа. Порой приходится думать о том, что Бог, конечно, знает всех своих святых. Возможно, с точки зрения католической церкви заслуживает беатификации удивительный человек Валериан Лукасинский, который, проведя более 40 лет в одиночном заключении, в своих тюремных записках призывал к миру и милосердию. 
М.Ф. Фроленко Годы спустя после смерти Лукасинского, Шлиссельбургская политическая тюрьма приняла новых узников. Одним из них стал бывший член Исполнительного комитета «Народной воли» Михаил Федорович Фроленко (1848-1938). Осужденный в феврале 1882 года по процессу 20-ти, онъ вместо казни был заключен сначала въ Алексеевский равелинъ Петропавловской крепости, а потом, в 84 г., перевезен в Шлиссельбург. К этому времени его тюремный стаж составлял уже около трех лет, включая страшные недели ожидания смертной казни – отмененной в основном благодаря шуму, поднятому международной общественностью (см. Но силу законов и долг правосудия…»). Выйти на волю ему пришлось лишь благодаря революции 1905 года – всего в заключении он провел 24 года и 8 месяцев. Сын отставного фельдфебеля, Фроленко учился в Ставропольской гимназии, затем в Петербургском технологическом институте, и в Петровской земледельческой академии в Москве. Участник первых народнических кружков, хождения в народ, член второй «Земли и воли». После Липецкого съезда в 1879 году, расколовшего организацию на «Народную волю» и «Черный передел», примкнул к народовольцам. Лев Тихомиров – бывший народоволец, раскаявшийся и превратившийся в ретивого монархиста – тем не менее уже на склоне лет вспоминал о своих товарищах без злости и осуждения, писал о Фроленко: «Фроленко ...был человек очень хороший, простой, добрый. По наружности он совершенно походил на рабочего, как и по привычке к самой скромной жизни, не нуждаясь ни в каких удобствах. Замечательно хладнокровный и неустрашимый, он не любил никаких собственно террористических дел и в них, полагаю, не участвовал во всю жизнь, но всегда готов был помочь освобождению кого-либо…» 
М.Ф. ФРоленко Тихомиров, не желая постфактум очернить бывших соратников, сказал все-таки неправду. Фроленко, конечно, участвовал в террористической деятельности: в частности, он участвовал в организации несостоявшегося покушения в Одессе, а затем в том самом подкопе в сырной лавке на Малой Садовой, где должен был проехать Александр II в роковой день 1 марта 1881 года. Но не поехал, и поэтому взрыв раздался не на Малой Садовой, а на Екатерининском. Фроленко, человек физически здоровый и сильный, делал именно то, что мог делать – копал. Про таких, как он, говорили – рабочие руки революции. …Одной из трагедий жизни Фроленко стала вечная разлука с женой. Татьяна Лебедева – также, как и Фроленко, член Исполнительного комитета, вместе с мужем была осуждена по процессу 20-ти к смертной казни и вместе с ним помилована. Только Фроленко отправился в одиночное заключение, а Лебедева – на Карийскую каторгу. Где несколько лет спустя погибла от цинги и туберкулеза. Другой трагедией стала смерть его матери – бедной вдовы, всю жизнь тяжко бившейся за кусок хлеба и закончившей свою жизнь в казенной богадельне. Фроленко из стен Шлиссельбурга обращался в департамент полиции разрешить ему посылать матери тот небольшой заработок, который он имел за свой физический труд в тюрьме. В этом ему было отказано, но сам департамент решил послать ей из казенных сумм 50 рублей; однако, вскоре известил, что полиция в Тифлисе (где в то время жила мать Фроленко) возвратила деньги обратно, так как измученная старуха уже умерла. 
Камера в Шлиссельбурге В своих воспоминаниях об Алексеевском равелине Фроленко рассказывает о том, как он тяжело заболел цингой и выжил благодаря собственной настойчивости и силе воли. В те несколько последних лет своего существования Алексеевский равелин собрал страшную жатву – за три года здесь умерло 8 человек из 20. Чудом выживших перевели в Шлиссельбург – но здесь условия были не лучше. За следующие пять лет в Шлиссельбурге умерли, сошли с ума и покончили с собой еще половина заключенных. Но те, кто выжили – постепенно добились смягчения режима, в том числе возможности какого-либо труда (да, за право на труд в тюрьме нужно было бороться), прогулок и умственной деятельности. Вера Фигнер, вместе с Фроленко прошедшая эти двадцать с лишним лет в казематах, вспоминала о своем товарище в эти годы: «Более, чем кто-нибудь испытал он на себе страшные последствия заключения в этих казематах. Он страдал цынгою, ревматизмом и чем-то в роде остеомиелита, так что долгое время не владел рукой и был совершенно глух, - и, кажется, ни одна система органов не осталась у него не пораженной каким-нибудь недугом. В тюрьме его ум усиленно работал, и насколько в жизни он был практиком, презиравшим всякую отвлеченность настолько же в заключении стал метафизикомъ. Он пересмотрел все свои убеждения, начиная с религиозных... Вопрос о бытии личного Бога долго занимал его, тем более, что первым товарищемъ его по гулянию (в Шлиссельбурге) был Исаев, в тюрьме уверовавший в милосердного Бога и страстно прильнувший к религии, утешавшей его в скорбях…». … Григорий Исаев, член Исполнительного комитета и участник технической группы «Народной воли» - один из тех четверых (Исаев, Грачевский, Суханов, Кибальчич), кто непосредственно изготовил метательные снаряды, использованные в день 1 марта – умер в Шлиссельбурге в 1886 году от чахотки. По воспоминаниям других узников, агония Исаева была особенно тяжела и мучительна… 
Барон А.П. Штромберг «… Преодолев, наконец, свои сомнения, М.Ф. с сожалением говорил потом, что бог безличный, бог отвлеченный, бог - в смысле Идеи истины и добра, мировой души и т.п. - не дает ему удовлетворения, что он хотел бы Бога, как его рисуют наивные иконостасы деревенских храмов: Бога, - в виде седого, как лунь, старца, сидящего на облаках и благосклонно взирающего оттуда на весь мир...» «… Даже сама наука не избежала его анализа. Вопреки Ньютону и всей честной компании, он трактовал силу тяжести на свой особый лад, и сам Дарвин не остался в его глазах незыблемым авторитетом, так как в дружеских беседах он развивал какую-то свою собственную теорию происхождения организмов на земле... Вообще, худо ли, хорошо ли, но Фроленко ни в каких своих взглядах не подчиняется существующим учениям и теориям, прививаемым с детства и в юности в средней и высшей школах, и ко всем явлениям относится своеобразно и не по шаблону. В 1904 г. М.Ю.Ашенбреннер, ближайший друг его (участник военной организации «Народной воли», осужденный по процессу 14-ти – РД), с которым последние годы он коротал время на гуляньи в бесконечных беседах или чтении вслух, вздумал просветить его насчет философии. Сам - великий любитель и даже знаток ее, Ашенбреннер прежде всего хотел убедить друга в необходимости и полезности философии. Он прочел ему целый ряд лекций, где были Спиноза, Кант и Гегель, Вундт и Риль... Михаил Федорович слушал все терпеливо и внимательно, воспринимая с небольшими возражениями всевозможные философемы. Ашенбреннер был в восторге и на стороне хвалился своими успехами. Наконец, курс кончился, и философские трактаты были сложены на полку. Каково же было негодование учителя, когда дня три спустя после этого ученик поднял форменный бунт: он заявил, что существование философии, как отдельной дисциплины, бесцельно, бесполезно и нелепо; что она ничего не дает, ничему не учит и не помогает, и что в конце концов всех философов от Канта и до Риля он посылает к чорту! М.Ю.Ашенбреннер был оскорблен в своих лучших чувствах... Однако, дружба осталась между ними нерушимой». 
И.Н. Мышкин Вера Фигнер рассказывает о том, как Михаил Федорович получил разрешение и начал в Шлиссельбурге сажать яблони… «Родившись на Кавказе, Михаил Федорович страстно любит юг с его теплом и солнцем. Тоска по солнцу, которого в тюрьме так мало, проходит красной нитью в его тюремных настроениях. … Полная праздность в первые годы заключения была для него крайне тягостна. Потом, когда устроили огороды и завели мастерские, он стал усердно работать и прошел целый цикл увлечений. Первым было огородничество, в котором он хотел применять самые интенсивные способы обработки. Множество анекдотов ходило об его опытах в этой сфер; тут фигурировали: сахар, лимон и даже зубной порошок, испытываемые в качестве удобрительных туков. Стесненный в размерах землевладения, он не меньше коренного русского крестьянина вздыхал о том, где бы раздобыть землицы... И мало-помалу… отвоевал у тюремного начальства сначала так называемый "большой" двор - перед старой тюрьмою, а потом и "малый" - за нею. Истощив все огородные затеи и доведя овощи до возможного совершенства, М.Ф. подошел к плодоводству. Он работал в столярной, как вол, чтобы сколотить капиталец рублей в десять для покупки ягодных кустов и фруктовых деревьев. Многочисленные яблони, красующиеся еще и теперь в пределах Шлиссельбургской тюремной ограды и разбросанные всюду, где только было возможно их сунуть, посажены, главным образом, его руками. Нельзя было доставить ему большего удовольствия, как обещать: "Фрол! я тебе дам местечко для яблони!" - и невозможно было огорчить сильнее, сломав как-нибудь нечаянно веточку одной из его любимиц... Когда, однажды, такая беда стряслась со мной, то, держа несчастную ветку за спиной, я решилась предъявить ее и покаяться не иначе, как вырвав предварительно обещание не гневаться... Его труды и заботливость увенчались успехом: его суслейпер, "император Александр III", апорт, антоновка и шпалерные яблони плодоносили прекрасно и были источником многих мелких радостей, как для самого садовода, так и для его товарищей, любовавшихся осенью на деревья, чрезвычайно красиво, словно рождественская елка, разукрашенные крупными румяными плодами, число которых в урожайный год доходило до 1200. Всего трогательнее было то, что целью насаждений были, собственно, не яблоки, а мысль, что товарищи, которые явятся в Шлиссельбурге после нас, найдут не бесплодный пустырь, песок и камень, а прекрасно обработанную землю, деревья и плоды... 
П.Я. Шевырев Весной, когда яблони и вишни стояли в полном цвету, Фроленко приглашал товарищей взглянуть на белоснежный убор их. Стоя перед деревом, с блаженной улыбкой на лице, он указывал на это изящное подобие подвенечного fleurs d'orаnge и говорил: "Настоящая невеста!" Даже бесплодная вишня, капризно требовавшая побольше солнечного света и из года в год обманывавшая общие надежды, под конец смилостивилась и в 1904 г. дала 16 штук вишен, которые после многих забот об их сохранности (предлагали даже сшить мешочки из марли, чтобы предохранить от птиц) были братски разделены между всем товариществом... Третьим и последним увлечением М.Ф. было куроводство, которое началось с бессонных, тревожных ночей над инкубатором)…, а закончилось катастрофой, сопровождавшейся смертью одной курицы и вынужденной аукционной распродажей жандармам всех остальных...» 
Мемор. доска А. Ульнова … Таким образом, яблонь было много. Но основную известность получила одна – посаженная у стены внутреннего двора Секретного дома (старой тюрьмы Шлиссельбурга). В этом месте в источниках расхождение: одни говорят о том, что Михаил Федорович не знал, что именно в этом месте в Шлиссельбурге совершались казни. Другие – что он специально посадил дерево здесь в память о казненных товарищах. Всего в этом месте в Шлиссельбурге было казнено 9 человек (в крепости есть и другие места казней, сегодня обозначенные мемориальными досками, но те казни более позднего времени, в основном казни эсеров). Первым здесь был казнен Егор Минаков. Его история трагическая – он уже несколько лет находился в различных тюрьмах и, наконец, был переведен в Петербург, где у него началось, по-видимому, психическое расстройство. Он страдал галлюцинациями и подозревал, что тюремный врач подмешивает яд ему в пищу, чтобы отравить – поэтому однажды дал врачу пощечину. Военный суд приговорил Минакова к расстрелу, он был казнен 21 сентября 1884 года. Через несколько дней, в октябре 1884 года, здесь же были повешены два бывших офицера – Александр Штромберг и Николай Рогачев, руководители военной организации «Народной воли», осужденные по процессу 14-ти (осужденная по тому же процессу вместе с ними Вера Фигнер была помилована, провела в Шлиссельбурге более 20 лет и дожила до глубокой старости). Следующим был Ипполит Мышкин, также человек трагической судьбы: пройдя многие тюрьмы и ссылки, он специально искал смерти и, желая добиться военного суда, бросил тарелку в одного из тюремных надзирателей. Мышкин был расстрелян 7 февраля 1885 года. 
Крест на месте казней Наконец, 8 мая 1887 года здесь было повешено пять человек – осужденных по так называемому «процессу второго первого марта» или «террористической фракции «Народной воли», обвиненных в попытке организовать покушение на Александра III: Петр Шевырев, Александр Ульянов, Пахомий Андреюшкин, Василий Генералов и Василий Осипанов. ...Еще несколько человек, также осужденных к смерти по этому же процессу, были помилованы «во уважение молодых лет и чистосердечного раскаяния». Среди этих, выживших, потом оказались серьезные ученые – причем Бронислав Пилсудский занимался научной деятельностью на Сахалинской каторге, а Иосиф (Юзеф) Лукашевич и Михаил Новорусский – в одиночных камерах Шлиссельбурга. Их работы в различных областях знаний признаны соответствующими научными сообществами, и подумать только, чем порой платит человек… я все время думаю: а вот если бы Александр III воздержался от мести, если бы эти пятеро не были казнены – кто знает, не пошла ли бы российская история другим путем?.. 
… После освобождения Михаил Федорович Фроленко долгое время жил в Геленджике. Сотрудничал с журналом «Былое», а позже, уже в советские годы, с журналом «Каторга и ссылка» - органом Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев. В 1925 году группа старых революционеров ( (В.Н.Фигнер, Е.Фигнер, М.Шебалин, Л.Дейч, М.Фроленко, А.Якимова-Диковская) обратилась в Президиум ЦИК СССР со следующим заявлением: «…в эти торжественные дни столетия восстания декабристов, совпадающего с двадцатилетием революции 1905 года, мы обращаемся к ЦИК СССР с нашим словом, посвященным тому, что волнует и тревожит ежедневно и не дает покоя. Тысячи русских граждан заполняют тюрьмы и самые отдаленные и глухие, лишенные малейших признаков культурной жизни углы нашей страны, ссылка в которые по политическим мотивам при старом порядке самым решительным образом осуждалась общественным мнением демократически настроенных передовых кругов всех государств мира. Сотни, тысячи других находятся за рубежом своей родины. Поэтому мы думаем, что всеобщая политическая амнистия - мера самая лучшая, самая существенная, наиболее отвечающая духу свободы, который одушевлял как первых организаторов восстания против самодержавия в 1825 г., так и поднявших знамя восстания в 1905 году. Второй проблемой является расстрел и прежде всего расстрел без гласного суда и даже вообще без суда. Такой порядок не может и не должен продолжаться. Это не нужно Советской власти. Это не нужно и мешает ее росту. Это деморализует сознание граждан. Это отравляет и портит жизнь наиболее чутких и честных из них. Итак, мы, которые долго боролись за революцию, перенесли многие, многие тюрьмы и каторги, подчас были лицом к лицу с самою смертью, мы, во имя той же Революции и ее окончательного торжества, просим: отменить расстрел и по крайней мере его внесудебное применение. Просим широкого помилования всех политических заключенных, просим смягчения режима ссылки, просим уничтожения административных репрессий с тем, чтобы только суд назначал меры социальной защиты…" Десять лет спустя журнал «Каторга и ссылка» был закрыт, Общество ликвидировано, впоследствии многие его члены и участники редколлегии репрессированы. А Михаил Федорович умер в 1938 году – в возрасте 90 лет. Его дата смерти выглядит какой-то подозрительной, с учетом выше сказанного – но никакой внятной информации об обстоятельствах его смерти нет. Его похоронили на Новодевичьем кладбище – что позволяет предположить, что умер он все-таки просто от старости. Не каждому в те годы выпадала такая счастливая судьба – умереть просто от старости. За два года до смерти Михаил Федорович вступил в ВКП(б). Почему-то много лет мучила меня эта загадка – для чего несгибаемый старик Фроленко, не кланявшийся ни царским, ни советским властям; для чего человек, выступавший против произвола советской власти – для чего он в возрасте 88 лет решил вступить в партию? Его заставили? Ему угрожали? Это возрастное помрачение ума? Я не знаю ответа на этот вопрос. Мне тут видится какая-то печальная тайна… … Яблоня на месте казней была посажена в 1902 году. Она прожила долгие годы и плодоносила – и, вероятно, росла бы и дальше – но началась война. За Шлиссельбургскую крепость шли жестокие бои. В декабре 1941 года яблоня была срезана под корень минометным снарядом. Прошло еще двадцать лет – и выжившие участники обороны Шлиссельбурга вместе со школьниками – участниками краеведческого кружка – посадили на этом же месте новую яблоню, которая прижилась. Таким образом, возраст дерева, которое растет сегодня – более 50 лет. Яблочки на нем растут – но мелкие, кисловатые дички. Вероятно, яблоне не хватает заботливых рук Фроленко (а куда тем временем за все эти долгие годы делись все остальные деревья, которые посадил Михаил Федорович – и вовсе неизвестно…). И все-таки к этому дереву нельзя остаться равнодушным: оно растет здесь, как символ жизни в месте смерти и забвения. Если приедете в Шлиссельбург – положите цветы к Яблоне. ------------Мы в ФейсбукеМы во ВконтактеМы в Телеграммеugluka@mail.ru |
