Барон В. И. Штейнгель. Ответ на анкетный вопрос на следствии о зарождении вольнодумческих мыслей//Восстание декабристов: документы. Т.XV, с. 176-177

№13

<--->

Вопрос 4:

С которого времени и откуда заимствовали вы свободный образ мыслей, т.е. от сообщества ли или внушений других или от чтения книг или сочинений в рукописях и каких именно? Кто способстовал укорененю в вас сих мыслей?

Ответ 4

Чтобы ответствовать на сей вопрос совершенно удовлетворительным образом, надлежало бы написать целую диссертацию о влиянии на образ мыслей того времени, которое протекало от последних дней Екатерины Великой до кончины Александра Первого, но это значило бы представить Комитету такие вещи, которые мудрым мужам, оный составляющим, должны быть гораздо известнее, нежели мне, а потому ограничусь ответом, литерально вопросу соответственным. Точно определить, с которого времени и откуда заимствовал я свободный образ мыслей – весьма трудно. С тех пор, как я начал от себя самого зависеть, я старался снискивать дружбу и знакомство людей, кои по уму и познаниям от прочих отличались. Таким образом, я был дружески знаком с бывшим в Камчатке генералом Кошелевым, потом с действительным камергером Рязановым, наконец, с весьма почтенным генералом Бегичевым, который, заметив меня в ополчении, удостоил потом ласки и доверенности, как то и письма его свидетельствовать могут. Теперь трудно упомнить все то, что читал и какое сочинение наиболее способствовало к развитию либеральных понятий; довольно сказать, что 27 лет я упражнялся и упражняюсь в беспрестанном чтении: я читал Княжнина «Вадима» (даже печатный экземпляр), Радищева «Поездку в Москву», сочинения Фон Визина, Волтера, Руссо, Гельвеция, Попе, Парни, Грекура, Пиго-Лебрена и прочих, их рукописных - разные сочинения (кому не известные?) Баркова, Нелединского-Мелецкого, Ясвитского, кн. Горчакова, Грибоедова и Пушкина. Сии последние вообще читал из любопытства т решительно могу сказать, что они не произвели надо мною иного действия, кроме минутной забавы: подобные мелочи игривого ума мне не по сердцу, но я увлекался более теми сочинениями, в которых представлялись ясно и смело истины, неведение коих было многих зол для человечества причиною. По совести сказать должен, что ничто так не озарило ума моего, как прилежное чтение истории с размышлением и соображением. Одни сто лет от Петра Великого до Александра I столько содержат в себе поучительных событий к утверждению в том, что называется свободомыслием!! Заключаю ответ удостоверением Комитета, что никто особенно не способствовал укоренению во мне сих мыслей, но единственно: чтение, размышление, опыт и логическое соображение вещей. К несчастью, по свойству сердца моего и души я нелицимер.

Опасаясь, дабы Комитет не изволил заключить, чо я единственно читал сочинения, учащие свободомыслию, побуждаюсь присовокупить, что я упражнялся немало и в чтении духовных, церковных и нравственных книг. Кроме Библии читал я слова Златоуста, сочинения Феофана, Платона, Анастасия, Макария, Гедеона, Михаила, Филарета, Иннокентия, «Розыск» и «Камень веры» Дмитрия Ростовского, Пращицу Питирима Новгородского, сказание о раскольниках священника Иоанна Алексиева, Минеи чети, Приточник Евангельский; сверх того: Боссюета, Мацилиона, Бурдалу, госпожу Гион, Детуша, Штилинга, Экартегаузена, Геллерта и многих других, а Эпиктет и Рошфуко - мои любимые авторы. Я в сердце моем отнюдь не развращен.