И. Д. Якушкин. К.П. Ивашева//Записки, статьи, письма декабриста Якушкина.М.: Издательство Академии наук СССР, 1951 г. Редакция и комментарии С.Я. Штрайха. Сс. 172-176И. Д. Якушкин. К.П. Ивашева1
Рассказ об Ивашевой в «Былом «и думах;» (стр. 88) очень не верен; он дошел до издателя «Полярной звезды» со всеми романтическими прикрасами, какие - нередко придают, рассказывая о двух нежных сердцах, соединяющихся законными узами. Во всем этом происшествии, как оно ни любопытно, не было ничего особенно цветистого, и все происходило очень просто. Ивашев 2, сын довольно зажиточных родителей, воспитывался сперва дома, а потом в Пажеском корпусе, откуда он и поступил в кавалергарды. Бывши несколькими годами моложе того поколения, которое участвовало в походах 12, 13 и 14-го года, он, как и большая часть праздной молодежи, помышлял только о самых обыденных наслаждениях жизни и мог бы в них погрязнуть, если бы на свое счастье, определившись адъютантом к гр. Витгенштейну, он не познакомился с Пестелем, который принял его в Тайное общество. Имея теперь положительную цель пред собою, он был спасен, и с этого времени зажил жизнью всех тульчинских своих товарищей, усердно занимавшихся вопросами о всем том, что могло тогда наиболее споспешествовать благоденствию России, и трудившихся над собою, чтобы образовать для нее полезных деятелей. М-mе Ledantu жила гувернанткой при сестрах Ивашева с своей дочерью Камиллою; молодой кавалергард, бывши в отпуску, от нечего делать за ней ухаживал; жениться же на ней, как он сам после рассказывал, ему не приходило на мысль; она также в то время не помышляла быть его женой, а потому тут и не замышлялось никакой mesaliance 3 и не было никакой необходимости ссылать невинную в Париж; родившись в России, она никогда в него и не заглядывала. Когда Ивашев был сослан в Сибирь, его родители и сестры, страстно его любившие, желая облегчить его положение, предложили ему жениться на m-llе Ledantu; он не видал ее уже лет семь и осемь, долго колебался и, согласившись на предложение родных, не был уверен, что поступает разумно, соединяя судьбу свою с судьбою молодой особы, которую почти не знал. Какие причины заставили m-llе Ledantu ехать добровольно в ссылку, чтобы быть женой Ивашева, трудно вполне определить, но очень верно только то, что в природе ее не было ничего восторженного, что. могло бы побудить ее на такой поступок. Имея очень неблестящее положение в свете, выходя замуж за ссыльно-каторжного государственного преступника, она вместе с тем вступала в знакомую ей семью, как невестка генерала Ивашева, богатого помещика, причем в некотором отношении обеспечивалась ее будущность и будущность ее старушки матери: за отсутствием сердечного влечения мало ли есть каких причин, побуждающих вообще девиц выходить замуж, и нередко очертя голову4. Согласившись на предложение ехать в Сибирь и быть женой Ивашева, она написала письмо к императрице, в котором рассказала давнишнюю и непреодолимую любовь свою к изгнаннику и просила одной милости: дозволения соединиться с ним законным браком. Письмо это произвело желанное действие и обратило общее внимание на страстно любящую и великодушную француженку. Государь согласился на ее просьбу, и ей объявили, по общепринятому порядку, положение для жен, последовавших в Сибирь за своими ссыльнокаторжными мужьями; она, впрочем, знала и прежде, в чем заключалось это положение. Скоро потом Лепарский, по наименованию комендант Нерчинских рудников, а в сущности начальник и блюститель над государственными преступниками, получил предписание прежде еще прибытия m-llе Ledantu о дозволении ей выйти замуж за Ивашева. Летом в 31-м году она приехала в прекрасной карете с своей горничной и огромным крепостным на козлах прямо к кн. Волконской. Дамы в Петровском имели свои домики, во всякое время дня могли выходить из казармы и опять возвращаться к своим мужьям. Новоприезжая всеми ими была обласкана, и сам Лепарский явился к ней с своим драгунским приветствием. Старик этот, бывши человек очень неглупый и не лишенный человеческого чувства, во многих случаях вел себя отлично. Взявши от m-llе Ledantu письменное обещание, что она будет исполнять все правила, которым подчинялись жены, последовавшие за своими мужьями, он ей обещал свидание с Ивашевым, и Ивашев скоро потом взошел к ней с одним из своих товарищей; она так мало сохранила его образ в своей памяти, что не вдруг могла отгадать, который из двух вошедших к ней был ее жених.5 Брак совершили в тиши ночной, скрытно. Лепарский был посаженным отцом, и кроме его только дамы и человека три из товарищей Ивашева присутствовали на свадьбе 6.Этим кончился пролог; настоящая же драма началась, как она обыкновенно начинается в подобных случаях, с той минуты, как сочетавшиеся браком [перед] налоем произнесли взаимные обеты. Драма эта для Ивашевых разыгралась очень удачно. В это время государственные преступники жили в крепко замкнутой казарме, нарочно для них выстроенной, в Петровском железноплавителыном заводе, где находилось около трех тысяч жителей из ссыльно-каторжных! и заводских служителей; каждый жил в отдельном каземате, и, кроме особенных случаев, выходили они из казармы только на работу под надзором вооруженной стражи. Дамы, которые имели детей и потому не могли жить с своими мужьями, навещали их днем, те же, у которых не было детей, жили вместе с своими мужьями в довольно тесных казематах. Только в 32-м году, после кончины Александры Григорьевны Муравьевой, простудившейся в одну из своих прогулок в каземат, что и было причиной ее смерти, пришло из Петербурга разрешение отпускать мужей к их женам на дом. После свадьбы Ивашева перешла к мужу и поместилась с ним в небольшом каземате, довольно темном и во всех отношениях для женщины очень неудобном; кроме общего сторожа для всего, коридора, не допускалась «в каземат, даже во время дня, никакая другая прислуга. Все окружавшее бедную Ивашеву было ей чуждо, и даже с своим мужем она была еще мало знакома. Все неудобства такого существования первое время явно тяготили ее; но это продолжалось недолго. Ивашев, выработавший себя всеми испытаниями, через которые ему пришлось пройти, кротким и разумным своим поведением всякий раз успокаивал молодую свою жену, и окончательно умел возбудить в ней чувства, которые она прежде не знала 7. Она выросла и поняла и оценила свое положение. С этих пор супруги пошли рука об руку и шли, пока смерть не разлучила их, деля и радость жизни и горе — все пополам. В 36-м году кончился срок работы для Ивашева, и он с женой и годов[ал]ой дочерью в сопровождении казака отправился на поселение в Туринск, где попечениями родных его, по обстоятельствам, ему доставлялись всевозможные удобства жизни. Старушка М-mе Ledantu и приехала к дочери на житье, и Языкова, сестра Ивашева, приезжала к нему тайком и пробыла у него несколько дней 8. Ивашева умерла не от того, как сказано в «Былом и думах», что силы в ней были потрясены ссылкой в Париж и пр., чего никогда не бывало; в это время она вполне развилась и окрепла, но она простудилась и скончалась от воспаления в груди9. Муж умер ровно через год от удара10. После них оставшимся малолетним сыну и двум дочерям, по просьбе кн. Хованской, сестры Ивашева, дозволено было приехать к тетке, у которой они и остались. После сын Ивашева был принят в артиллерийское училище с переименованием его по существовавшему порядку того времени. Фамилия же Ивашева возвращена ему манифестом 26 августа. Разбойник, один из товарищей Ивашева, о котором идет речь там же в «Былом и думах», лицо, как и все прочее, изукрашено фантазией; об нем сказано, что он работал в крепости, каковой не имеется не только в Петровском, но и во всей Восточной Сибири, и что, узнавши о горьком положении прибывшей m-llе Ledantu, он предлжил ей переносить ее записки к Ивашеву и от него к ней и что она, тронутая таким великодушием разбойника, от восторга рыдала и воспользовалась его предложением. Но в Петровском, с самого своего приезда, m-llе Ledantu, как и все прочие дамы, не находилась в товариществе с ссыльными, работающими на заводе; и ей не было никакой надобности употреблять которого-нибудь из них для переписки с своим женихом; тотчас по своем прибытии она могла сообщаться с ним посредством дам, имевших всегда доступ в казематы, куды никто из посторонних не допускался. В это время в Петровском находился ссыльно-каторжный, бывший прежде крепостным человеком генерала Ивашева, отданный в солдаты; он поступил в жандармы в Петербург, и там ему случилось один раз в питейном хлебнуть до такой степени через край, что он проснулся на съезжей, и ему объявили, что он убил человека, чего он решительно не помнил; был он мужик рослый, плечистый и необыкновенно сильный, и надо полагать, что в пьяном виде он сразу зашиб до смерти человека, подвернувшегося ему под руку, и который, может, лез к нему также в нетрезвом виде. Его судили, наказали за смертоубийство и сослали в работу. Не мудрено, что, когда этот человек, узнавши о прибытии невесты прежнего своего барина, пришел к ней в первый раз и сказал, откуда он, она была поражена и тронута его присутствием, тем более что, может быть, еще верила тогда, что все ссыльно-каторжные непременно закоснелые ужасные злодеи; она с приятным чувством увидела одного из них, в котором не было ничего особенно страшного и отвратительного. ПРИМЕЧАНИЯ 1Очерк И. Д. Якушкина сохранился в подлинной рукописи: 4 страницы большого формата, чернилами (ГЦИА, ф. Якушкиных, № 279, оп. 1, № 10). По сообщению В. Е. Якушкина, предназначался для отсылки в Лондон к А. |И. Герцену, но отправлен не был. Написан по поводу напечатанной в «Полярной Звезде» третьей главьт первой части «Былого и дум» (кн. 2, 1856, стр. 43—166). Герцен говорит в этой главе о декабристах, попутно {рассказывает историю брака Ивашевых. В этом рассказе некоторые неточности. Помимо самостоятельного значения очерка, он выявляет интерес и внимание, с которыми ссыльные декабристы относились к вольному типографскому станку Герцена. В статье Якушкина указана страница «Полярной Звезды», содержание которой вызвало его поправки. Опубликована в 1906 г. («Былое», № 4, стр. 190—193). В настоящем издании печатается с поправками по рукописи автора. Камилла Петровна Ивашева (1804—1839), дочь одного из французских эмигрантов-республиканцев Ле-Дантю, бежавших в Россию от Наполеона. Старшая сестра ее Сидония — мать русского писателя Д. В. Григоровича. Мать ее, Мария Петровна (1773—?), была воспитательницей дочерей богатого помещика Петра Никифоровича Ивашева (?—1837), сподвижника А. В. Суворова. При матери жила Камилла, влюбившаяся в В. П. Ивашева. 2Василий Петрович Ивашев (1794—1840), кавалергардский офицер, адъютант П. X. Витгенштейна. В Тульчине вступил в ЮО. «Кроме одного совещания, ни на каких других не присутствовал и с 1821 г. по самое взятие его в Москве, все почти время находился то на водах, то в домовых отпусках... Неоднократно говорил, что общество гибельно... что надобно оставить его» («Алфавит», 88). За это Ивашев послан в каторгу на 20 лет. Камилла Ле-Дантю заявила, что хочет поехать в Сибирь разделить участь В. П. Ивашева, которого любит. Завязалась переписка, царь разрешил. 9 сентября 1831 г. Камилла приехала в Петровский Завод. 16 сентября было венчание. Подробности всей истории — в книге О.. К. Булановой; в книге — несколько портретов обоих Ивашевых, много видов Читы и Петровского Завода по рисункам В, П. Ивашева. Документы из архива Ивашевых — в ГЦЛА (ф. 229) и в РО. 3Неравный брак»; о нем упоминает А. И. Герцен, как о причине, по которой аристократ В. П. Ивашев не мог жениться на дочери гувернантки. Басаргин пишет, что Камилла, «очень нравилась» Ивашеву до его ссылки (стр. 128). 4По поводу предположения И. Д. Якушкина, что главной причиной поездки Камиллы в Сибирь были соображения материального порядка, ее внучка О. К. Буланова приводит в своей книге ряд писем Камиллы, из которых видно, что в ее отношениях к Ивашеву было много восторженного. 5По этому поводу О. К. Буланова пишет на основании документов семейного архива: «свидание произошло у Волконской, при этом потрясенная и измученная долгой, тяжелой ездой Камилла упала без чувств» (стр. 199). 6«Свадьба была разрешена высшим начальством, и не было никаких оснований совершать ее скрытно» (Буланова, 200 и сл.). М. Н. Волконская сообщает: «Жених знал ее еще в отроческом возрасте. Это было прелестное создание во всех отношениях... Свадьба состоялась при менее мрачных обстоятельствах, чем свадьба Анненковой: не было больше кандалов на ногах, жених вошел торжественно со своими шаферами (хотя и в сопровождении солдат без оружия). Я была посаженной матерью молодой четы; все наши дамы проводили их в церковь. Мы пили чай у молодых и на другой день у них обедали» (изд. 1906 г., стр. 94). А. И. Одоевский написал на приезд Камиллы Петровны стихотворение «Далекий путь». Здесь поэт говорит от имени К. П. Ивашевой: «С другом любо и в тюрьме... Свет он мне в могильной тьме». 7 В книге О. К. Булановой — много документов, свидетельствующих, что Камилла Ле-Дантю была влюблена в Ивашева до его осуждения, после его ссылки заболела с горя и только по страстной любви решила ехать к нему в Сибирь. 8 Елизавета Петровна Языкова приезжала в Туринск в 1838 г. в мужской одежде, под видом служащего родственника Ивашева Г. М. Толстого, имевшего якобы торговые дела с туринским откупщиком (об этом - у А. П. Топоряина; ср. у Н. А. Крылова, 182 и сл.). М. П. Ле-Дантю приехала в Туринск в 1839 г. «Премилая старушка м-м Ледантю», писал И. И. Пущин 1 декабря 1839 г. Е. П. Оболенскому. 9Герцен не упоминает о «ссылке» Ивашевой в Париж, о смерти ее от потрясения. «Камилла Петровна простудилась после короткой прогулки пешком и заболела... болезнь быстро приняла грозные размеры. 25 декабря (1839 г.) К. П., бывшая на восьмом месяце беременности, разрешилась преждевременно дочерью Елизаветой, прожившей лишь сутки, и 30 декабря скончалась от последовавшей родильной горячки» (Буланова, 349). «Грустное, сильное впечатление,— писал И. И. Пущин 12 января 1840 г. Е. П. Оболенскому.— Ты с участием разделишь горе бедного Ивашева. 30 декабря он лишился доброй жены, ты можешь себе представить, как этот жестокий удар поразил нас всех, трудно привыкнуть к мысли, что ее уже нет с нами. Десять дней только она была больна, нервическая горячка прекратила существование этой милой женщины. Она... с спокойной душой утешала мужа и мать, детей благословила, простилась с друзьями. Осиротели мы все без нее, эта ранняя потеря тяготит сердце невольным ропотом» («Записки», 1927, стр. 128). |